Зинаида Гиппиус - Том 5. Чертова кукла

Юрий, действительно, входил в переднюю. Литта испугалась: ну, теперь эта Мурочка ни за что не уйдет! Однако Юрий понял положение.

– Вы уходите, Мурочка? До свидания. Спешу к графине.

Раздосадованной Муре ничего не оставалось, как тоже выйти. А Литта побежала за братом, нагнала его в коридоре, спеша, рассказала о Муре и неожиданно прибавила:

– А эта француженка, Юрий, это… Юрий рассердился:

– Какое тебе дело? Как это скучно и глупо! Неужели нельзя меня оставить в покое? Просто жить нельзя в Петербурге! На Остров ходят, ноют, сюда приду и здесь то же самое!

Литта побледнела.

– Ты несправедлив, Юра. Он уже улыбался.

– Да, я несправедлив. Прости, сестренка. Это Сашины дела меня растревожили. Что ж, сам он виноват… – Задумался, потом прибавил: – Я сегодня обедаю у вас. После останусь, отдохну хоть немного.

Отдохнуть не пришлось.

Чуть только Юрий после обеда прилег на турецкий диван в своем просторном кабинете, в дверь постучали.

– Студент вас спрашивает, – зашептала Гликерия. – Уж он раз шесть приходил, пока вас не бывало. Прикажете отказать?

– Какой еще студент?

– Длинный такой, бледный. Очень просит.

Юрий махнул рукой.

– Ну, хорошо… Все равно. Позовите.

Вошел Кнорр, мешковатый, темный, как никогда, с потерянными глазами.

– Як тебе… по делу, – начал он, запинаясь. Чувствовал, что Юрий ему не рад.

– Опять по делу?

– Да… А вернее так, просто… Сам не знаю, зачем. Искал тебя давно, а зачем – не знаю…

Юрий взглянул на него остро.

– Ну, садись, я велю чай подать.

Кнорр сел.

– Не надо чаю… Я так…

– Все равно. С кем видался последнее время? – спросил Юрий тихо, продолжая приглядываться к гостю.

– Видался? Ни с кем. Один был. Всех потерял. Точно вес сгинули. Точно сторонятся от меня. Даже Яков этот… ты, впрочем, его не любишь. Я нисколько не жалуюсь, я и прежде близости не искал. А теперь я так утомлен.

Юрий ходил по комнате, морщась от неприятного чувства.

– Ну, что я с тобой буду делать? – сказал он, вдруг останавливаясь. – Ты в таком состоянии, что тебе слова утешения нужны, за ними ты и пришел. А мне слова пустые противны.

Кнорр сидел неподвижно, темный, как мертвец.

– Ведь с тобой ничего не случилось? Если б беда стряслась, подумали бы вместе… А так – чего приходить? Только неприятно смотреть.

Кнорр грубо захохотал. Он был, действительно, неприятен: слишком измученное лицо.

– Ничего не случилось? Все случилось. Вот что со мной случилось.

Но Юруля пожал плечами, опять прошелся по комнате и сухо сказал:

– Тогда уходи, пожалуйста. Я не люблю смотреть на несчастных, которым не могу помочь. Если б у тебя заболела мать, я бы помог отыскать доктора. Если б ты был голоден, я бы тебя накормил. Если б ты впутался в историю, я постарался бы выручить тебя. Но теперь, ей-Богу, это нелепость, что ты ко мне пришел. Надумал себе несчастие и хочешь показывать его? Уйди, сделай милость.

Кнорр встал. Он уже не смеялся. Весь засутулился, мундир точно на вешалке, рукава точно пустые.

– Так пойду. Прощай. Юруля остановил его за плечо.

– Кнорр, милый, ведь это глупость, больше ничего. Ведь у тебя сейчас неврастения. Ты так потерял себя, что пойдешь и пулю себе в лоб пустишь. И очень будешь важничать, точно это не величайшая банальность. У тебя нет одной большой беды, но, наверное, было много маленьких, и ты устал… Ты подожди. Ты отдохни.

Юруля ласково обнял его и посадил опять в кресло.

– Ведь устал? Правда? Тебе все не нравится. Все кажется ненужным, скучным… Или даже отвратительным? Так?

Кнорр покорно подался в кресле. Слушал – или не слушал. Вдруг поднял голову.

– Да, напрасно я пришел к тебе сегодня, – сказал он кратко. – Да, устал. Да, может, и умру сегодня. А пришел так. Вспомнить. Может, Хесю увидишь. Она тебя любила тогда.

Юруля встрепенулся.

– Ты знаешь. Она мне не нравилась. Я ее жалел и боялся. Глуп был. Нечего было ни жалеть, ни бояться.

– А что же? – усмехнулся Кнорр. – Впрочем, все равно. Ну, я любил Хесю. Ну, она тебя любила. Что мне? Я и не знаю, где она теперь. И уж давно, должно быть, не люблю.

У Юру ли мелькнула какая-то мысль.

– Так ты не знаешь, где она? И ничего не знаешь? А как же, помнишь, тогда, в саду, просьбу ты передавал?

Кнорр покачал головой.

– Говорю же, никого с тех пор не видел. Я, кажется, и из комнаты не выходил.

– Ну, вот что, Кнорр, – заговорил Юруля оживленно. – Все это ты успеешь, и убить себя успеешь, если захочется. А сегодня сделай мне удовольствие. Поедем вместе.