И Лёле казалось, что при мысли о разлуке она еще вдвое начинала любить его.
Аюнины должны были скоро ехать на дачу, а Вася поступал на военную службу и отправлялся через две недели в Киев.
– Что ж, вы можете расстаться, – сказал он Лёле в сумерках в ее комнате.
– Нет, нет, не могу… Но как же быть?
– Я вижу, вы можете… А я, вы знаете… Я вас не в шутку люблю, Лёля… Пусть я там какой ни на есть… А вот видите. Вот и конец…
И он вынул из кармана револьвер в желтом кожаном футляре.
Лёля страшно испугалась.
– Что вы, перестаньте. Я не люблю этих шуток.
– Я не шучу. Я серьезно говорю. Это легче, чем перенести разлуку.
Вася говорил искренно. Правда, ему хотелось тоже показать Лёле, что вот он какой и вот как ее любит; но чем дальше говорил, тем больше верил, что действительно хочет застрелиться, и даже жалеть себя начал.
– Вася, пожалуйста! – умоляла Лёля. – А как же вы меня оставите? Я одна останусь…
– Хотите умрем вместе? – сказал Вася торжественно и тихо.
И он развил пред ней целый план. Они уедут верхом, никто не будет знать, когда, – и умрут… Все узнают, как горячо они любили друг друга, и их похоронят вместе.
Лёля задумалась. Ей нравился план, нравилось, что все узнают, как она любила и умерла за любовь – но ей вовсе не хотелось умирать. Впрочем, она не понимала смерти, как-то не верила в нее и потому думала больше о письме, которое она оставит маме, о приготовлениях, о завещании… Вася увидал, что она не решается и, вероятно, не решится. Он стал смелее настаивать, делался все сумрачнее и действительно внушил Лёле некоторое благоговение.
– Так вы не хотите? Оставайтесь, живите, будьте счастливы… А я…
– Нет, Вася, я согласна… Только не лучше ли попробовать сначала, ну хоть три дня, если мы можем переносить разлуку…
– Вы меня не любите, Лёля.
Она протестовала. Но в этот день они так ни к чему и не пришли. А вечером Николай Николаевич сделал предложение Лёле. Он начал издалека, целуя ее руки, распространяясь о совершенно посторонних вещах. Лёля сразу поняла, в чем дело, но не могла удержаться, чтоб не выслушать все до конца. Она знала, что ответить ему, он ей не нравится, она не вышла бы за него ни в коем случае; но ей было приятно слушать признания взрослого, серьезного человека, «жениха», она позволила сесть ему близко, жать и целовать руки; и когда он просил ее подумать, не отвечать сразу – она хотела – и не могла сказать свое решительное «нет». Он встал и сейчас же уехал, Лёля осталась одна, растерянная, довольная и пристыженная.
В тот же вечер она все рассказала Васе. Вася слушал и бледнел; он вдруг почувствовал, как легко может он потерять ее; он сам не умел бы объяснить, почему пришла эта мысль и эта уверенность. Но он знал – она уйдет, а он любит, не может без нее; и у него явилась мысль… Это будет безумие, но все равно, теперь поздно… Все равно!..
VII
Лёля сидела в своей комнате у стола и читала письмо. Лампа с большим красным абажуром горела около нее. В доме было тихо. В столовой часы пробили три. Лёля читала:
«…Я не могу перенести разлуку, я это чувствую. Если вы не хотите умереть со мной – я умру один… О, клянусь вам. Но есть еще один выход, – одно средство – если не быть счастливым, то быть спокойными: согласитесь обвенчаться со мной сейчас. Я могу устроить это; у меня есть знакомый священник, двое товарищей будут свидетелями. Никто не узнает. Я уеду в Киев учиться, вы – на дачу. Но через два года – мы станем явно мужем и женой, и эти два года проживем, спокойно ожидая. Скажи, ты согласна? Скажи, дорогая… Я завтра увижу тебя на мгновенье, и если „да“ – у тебя будет желтая роза в косе».
Эти последние эффектные фразы Вася целиком взял из какого-то романа Авсеенки, который прочел случайно, но с интересом.
Лёля не знала, что делать… По правде сказать, ей было это тяжело, страшно и гадко. Но она не позволяла себе думать так; ведь она же его любит… и свадьба тайком, как это интересно… И кроме того, она чувствовала себя виноватой перед мамой, перед всеми, за тайну, за поцелуи.
А когда их обвенчают – все будет хорошо.
Он ждет ответа. Что ему ответить? Лёля не могла решить. «Ну, там авось, как-нибудь… завтра». И она легла спать.
На другой день она встала раньше и ходила от окна к столу, поджидая Васю и волнуясь. В ее букете была только одна чайная роза. «Если только я примерю? – подумала она. – Я ничего не решила, но…» Она вынула розу и стала пришпиливать ее у зеркала. Марья Васильевна что-то шила у стола, в зале тетя, старая дева, разыгрывала с чувством вальс Шопена. Когда Вася вошел, Лёля не слышала шагов. Он увидал розу, страшно покраснел и точно испугался. Лёля тоже не могла сказать ни слова. «Значит, судьба», – подумалось ей. И ей стало легче, что кто-то решил за нее.
Читать дальше