Алексей Писемский - Ваал

Евгения Николаевна.Но неужели же вам теперь никак и ничем нельзя поправить ваших дел?

Бургмейер.Совершенно возможно! Ничего не стоит!.. Через год же я мог бы сделаться вдвое богаче, чем был прежде… На днях вот мне должна быть выдана концессия, на которой я сразу мог бы нажить миллион, не говоря уже о том, что если я удержу мои павшие бумаги у себя, то они с течением времени должны непременно подняться до номинальной цены; таким образом весь мой проигрыш биржевой обратится в нуль, если еще не принесет мне барыша!.. Но дело все в том, что концессию эту утвердят за мной тогда только, когда не поколеблется мой кредит; а он останется твердым в таком лишь случае, если у меня примут последний подряд мой, но его-то именно и не принимают.

Евгения Николаевна.Но, друг мой, говорят, всегда можно подкупить принимающих лиц… Тут нужны только деньги, и вот возьмите для этого все эти мои деньги; кроме того, я попрошу у приятельниц моих денег для вас.

Бургмейер.Дело не в деньгах… Денег есть настолько, но в комиссии сидит человек, которого не купишь…

Евгения Николаевна.Кто это такой?

Бургмейер.Мирович, мальчишка, от земства приставленный!

Евгения Николаевна (переспрашивая и как бы не веря ушам своим) . Мирович?

Бургмейер.Да.

Евгения Николаевна (начинает уже хохотать) . Ха-ха-ха! Душенька, ангел мой, Александр Григорьич, вы каким-то ребенком мне теперь представляетесь! Неужели вы боитесь Мировича, одного только Мировича?

Бургмейер.Не его я боюсь, а протеста его и заявления. Пойми ты, что выйдет: это сейчас, разумеется, разгласится; акции нашего последнего дела шлепнутся с рубля на полтину. В правительственных сферах это увидят; концессии мне поэтому не выдадут, и я сразу подорван буду во всех делах моих.

Евгения Николаевна.Но Мирович не подаст, я думаю, никакого протеста.

Бургмейер.Однако ж он его подал. Это факт уже совершившийся.

Евгения Николаевна.Подал, потому что на него надобно было употребить некоторое особое влияние… Неужели же, Александр Григорьич, вы не замечали, что Мирович без ума влюблен в вашу жену?

Бургмейер (весь вспыхивая при этом, нахмуриваясь и отворачиваясь от Евгении Николаевны) . Это я видел отчасти; но какая же польза может проистечь от того?

Евгения Николаевна.А такая, что Клеопаша в этом случае может быть отличною ходатайницей. Он, конечно, не в состоянии ни в чем будет отказать ей.

Бургмейер.Но почему же он не в состоянии ей отказать? Между ними, надеюсь, существует только то, что Мирович влюблен в жену мою, но никак не больше!

Евгения Николаевна.Между ними существует… Только вы, пожалуйста, не выдайте меня, я вам говорю это по секрету… Существует то, что Мирович объяснился вашей жене в любви; она его совершенно отвергла, но это еще лучше, потому что, если теперь она хоть сколько-нибудь польстит его исканиям, так он, я не знаю, на что не готов будет решиться.

Бургмейер (продолжая оставаться нахмуренным и с явным раздражением в голосе) . Все это прекрасно-с! Но как же все это осуществить?

Евгения Николаевна (как бы не поняв его) . Что такое тут осуществлять?

Бургмейер (рассмеявшись уже какою-то злою усмешкой) . Ну да сказать жене и просить, что ли, ее, чтоб она известным образом действовала?.. Вы на себя, надеюсь, не возьмете этого сделать?

Евгения Николаевна.Ах, друг мой, нет никакого сомнения, что я сейчас же была бы готова, но я наперед уверена, что не успею ничего тут сделать. По-моему, вам лучше всего самому переговорить об этом с Клеопашей, потому что, как она ни хитрит со мною, но я хорошо вижу, что она не совсем равнодушна к Мировичу, и если теперь осторожно держит себя с ним, так это просто из страха к вам: она боится, что вас очень этим огорчит и рассердит!.. Но когда вы ей намекнете этак легонько, то она, конечно, сейчас же поймет, что это не будет для вас таким уж страшным ударом.

Бургмейер (с судорожным смехом) . Как уж не понять тогда! Главное, я-то при этом являюсь очень красив пред ней в нравственном отношении!

Евгения Николаевна.Что же вы-то тут? Я, конечно, не знаю; но судя по себе, то хоть я и не жена ваша, однако, чтобы помочь вам… будь в меня влюблен Мирович, я, не задумавшись, постаралась бы свертеть ему голову, закружить его окончательно…