Алексей Писемский - Сергей Петрович Хозаров и Мари Ступицына

– За что же это в тюрьму посадят?

– За то, что я несостоятельный должник.

– Ах, Серж, это страшно!

– Еще бы… Но что же делать? Я тебя так любил, что готов был занять не только семьсот рублей, но даже семь тысяч, чтобы только обладать тобой. Знаешь ли ты, друг мой, что в самую нашу помолвку я был без копейки!.. Кажется, не велика беда! Это может случиться с первым богачом в мире. Я, конечно, занял эту пустячную сумму; потом получил из деревни тысячу рублей. Вот и все деньги. Желал бы я знать, где Катерина Архиповна могла найти более расчетливого зятя, который на какие-нибудь полторы тысячи рублей сыграл бы свадьбу; так нет: подобного самоотвержения не хотят даже и видеть и понимать. Пришла в голову ложная мысль, что я мот, и больше знать ничего не хотят. Чувства жалости даже не имеют и, может быть, за ничтожные семьсот рублей заставят идти в тюрьму.

– Нет, Серж, как это возможно! Я пойду выпрошу у мамаши.

– Сделай милость, Мари, и если ты меня любишь, то попроси Катерину Архиповну быть справедливее и великодушнее ко мне, и скажи прямо ей: «Если вы, мамаша, отдали ему меня, то неужели пожалеете каких-нибудь семисот рублей, чтобы сохранить его честь».

Проговоря это, Хозаров обнял и страстно расцеловал жену, которая тотчас же отправилась к матери. Во время прихода Мари Катерина Архиповна была занята чем-то очень серьезным. Перед ней стояла отпертая шкатулка, и она пересматривала какие-то бумаги, очень похожие на ломбардные билеты. Услышав скрип двери, она хотела было все спрятать, но не успела.

– Что это, мамаша, такое? – спросила Мари.

– Ничего, мой друг, разные документы.

– А деньги тут есть, мамаша?

– Нет, друг мой, это все бумаги.

– А в бумажнике что?

– Ничего, – тоже бумаги.

– Ах, мамаша! Зачем вы неправду говорите? Дайте мне посмотреть.

– Зачем тебе? Тут, право, ничего нет.

– Дайте мне, мамаша, денег; мне очень нужно семьсот рублей.

– Тебе семьсот рублей! Для кого же это тебе?

– Завтра Сергея Петровича рождение, и я хочу ему подарить семьсот рублей.

– Друг мой! С чего это тебе пришло в голову? Кто же дарит деньгами и особенно мужа? Если завтра действительно день его рождения, так мы поедем и купим ему какую-нибудь вещь по твоему вкусу.

– Нет, мамаша, пожалуйста, я не хочу дарить вещами, да и он не возьмет, у него очень много вещей, а вы дайте мне семьсот рублей.

– Послушай, Мари, это, верно, он научил тебя, – сказала Катерина Архиповна, поняв очень хорошо, с какой стороны ее атакуют. – Я вижу, что ты любишь его, – это прекрасно; но ты пойми, друг мой, что он ветреник и тебя в глаза обманывает. Ну, скажи мне, зачем ему семьсот рублей? Квартира у вас есть, столом я распоряжаюсь, нарядов я тебе сделала, кроме того еще прибавлю; сам он одет очень прилично. Ну, зачем ему деньги? Больше незачем, как на мотовство. Ты рассуди только сама: состояние у тебя небольшое; может быть, будут у вас дети, а у него ведь ничего нет. Он нас во всем обманул. Ну, чем и на что вы будете жить? Служба бог знает еще когда будет, а ты, не видя, что называется, с его стороны ничего, станешь дарить ему по семисот на рождение.

– Мамаша, его посадят в тюрьму!

– Кого в тюрьму?

– Сержа.

– За что же в тюрьму?

– Он занял, мамаша, семьсот рублей… все ночи теперь не спит.

– Лжет, мой друг! Бесстыдно лжет; у него, может быть, долгу и не семьсот рублей; но и за то не посадят его в тюрьму, а деньги просто ему нужны на мотовство.

– Да, мамаша, вам хорошо говорить, а если его посадят?

– Не посадят, друг мой; клянусь моей честью, не посадят.

– Нет, мамаша, вы этого сами не знаете и не понимаете. Он говорит: неужели вы пожалеете семисот, когда вы отдали ему меня?..

– Ах, друг мой, – перебила Катерина Архиповна, вздыхая, – не отдавала я тебя, не желала я этого; богу так угодно. Не то бы было, если бы ты вышла за Ивана Борисыча: тот не стал бы тянуть деньги и сам бы еще свои употребил для твоего счастья. Ну, если он в самом деле должен, так пусть скажет: кому?

– Он должен, мамаша, одному приятелю.

– Ну, что же, приятелю? Не долги он, друг мой, хочет выплачивать, а ему самому нужны деньги: в клуб да по кофейням не на что ездить, ну и давай ему денег: может быть, даже и возлюбленную заведет, а жена ему приготовляй денег. Мало того, что обманул решительно во всем, еще хочет и твое состояние проматывать.

В продолжение этого монолога у Мари навернулись на глазах слезы.

– Друг мой Машенька, не огорчайся, не плачь, – проговорила старуха, тоже со слезами на глазах. – Я переделаю его по-своему: я не дам ему сделать тебя несчастной и заставлю его думать о семействе. Я все это предчувствовала и согласилась только потому, что видела, как ты этого желаешь. Слушайся только, друг мой, меня и, бога ради, не верь ему ни в чем. Если только мы не будем его держать в руках и будем ему давать денег, он тебя забудет и изменит тебе.