Иван Шмелев - Том 8. Рваный барин

У меня отлегает от сердца. Спасенье еще не погибло, только скорей бы успели поцеловать присягу. Скорей!.. Я бегу к воротам и маню Гришку.

– Кто царя убил?

– Ори!., рази так можно? – говорить Гришка, и его лицо строго и боязливо.

Ну, конечно, и он боится.

– А присягу успели поцеловать?

Гришка смотрит на меня косым глазом и вздыхает.

– Тебе не надоть… ты еще младенец.

– Кто царя убил? Нигилисты? – уже шепчу я.

– Кому ж еще? Они…

– А где они?

– Где!.. Везде. Вот теперь обыскивать всех будут… и как прознают, что нигилист, сичас – казнить.

А звон плавает и не засыпает. Мне кажется, что все колокола, церкви, колокольни и воздух, – все, все плачет, плачет от страха.

Подкатывает пони, и Леня весело выпрыгивает из шарабана. Он ничего не боится, а еще насвистывает и проходит мимо меня, не обращая внимания. Последнее время он важничает чего-то. Но меня так захватывает все – и запертые ворота, и звон, и встревоженные лица, и тишина улицы, – что я решаюсь тронуть Леню за рукав и спросить:

– Леня, нас будут резать?

Он удивленно смотрит, но я настойчиво повторяю вопрос.

– Басни! – важно говорит он и старается покрутить едва пробивающиеся усики.

– А это нигилисты царя убили, да?

– Не твое дело. Ни черта ты не смыслишь.

– А ты смыслишь!.. Леня, голубчик… ты… ты не нигилист, а?

– Вот глупец-то… вот осел-то!.. Пошел!..

– А то тебя казнить будут… Ты смотри!..

– Ослиная голова!

У Лени дурная привычка ругаться. Он научился, конечно, у дяди Захара. Я обижаюсь, забываю весь страх, отбегаю подальше, за колодец, и кричу:

– Сам ослиная голова!., нигилист!..

– Вот я тебе уши нарву…

– А тебя казнят, нигилист!..

– По-ди, поди сюда…

Я слышу страшный голос. Дядя Захар стоит на галерее и манит меня железным пальцем. Я отступаю к крыльцу.

– Ежели ты, паршивец, будешь такие слова кричать, дёрка будет!.. Архип, зови будочника! – грозно кричит дядя.

Я лечу к себе, в дом, и слышу, как заливаются, скатываясь по лестнице, «мушки» и «жулики», а дядя кричит:

– Держи его, держи!..

Должно быть, присягу успели поцеловать, так как ничего не случилось. У нас опять царь, и я знаю его. Старого царя убрали на заднюю стенку, рядом с бисерной барыней, а над столом повесили нового царя. У нас говорят, что это очень сильный царь и может даже рвать подковы, как дядя Захар. Это очень хорошо, и враги будут, конечно, его бояться.

«Нигилистов» будут судить: сегодня об этом читали в листке. Теперь я хорошо знаю, кто они. Это особые молодые люди, которые всегда с книжками, ходят в круглых шапочках и очках, носят длинные волосы и никогда не женятся. Они много учились и заучились так, что у них «ум за разум зашел», как сказал дядя Захар, приходивший к нам пить чай. И среди них есть девчонки даже, которые забыли Бога и стыд.

– И девчонки туда же… И стыд, и Бога забыли!.. Вот она, наука-то!..

Дядя приходил к нам посоветоваться, как быть с Леней. Не лучше ли его к делу приставить, а то, чего доброго, набьет в голову всякой чуши. Оказывается, вчера за обедом он заявил, что не желает есть постнятину и, когда кончит училище, уедет в какой-то «институт». Решили переговорить об этом с батюшкой, который ходит с крестом, поет молитвы и потом долго пьет водку и закусывает. Как он посоветует, так и будет.

Я, на всякий случай, решил предупредить Леню. Сам не знаю – почему, но я Леню очень люблю и одобряю, и сам терпеть не могу каши с подсолнечным маслом и сухих грибов. Кроме того, мне хочется, чтобы Леня был инженером и строил машины. А это из него может получиться, как говорил дядя. Но бабка Василиса все ругается с дядей, что он ростит «антихриста», и грозит адом.

Я сомневаюсь даже в аде, потому что о нем говорит бабка Василиса. Она не любит, когда при ней ругаются чертом, а сама недавно обозвала меня чертенком и вытащила за ухо, когда я прятался в ее коровнике. Нет, она не похожа на мою покойную прабабушку Устинью Семеновну, кормившую нас сухим черносливом. Она – сквалыга и карга, – так ругает ее горничная Груша, и, по словам Архипа, «ее давно черти с фонарями ищут». Я понимаю Архипа: бабка не дает им молока и сама отпускает только две ложки сала на кашу.

Возможно, что я и Леня попадем в ад, но я желаю и там не встречаться с бабкой; пусть уж она идет в рай со своими коровами и крынками.

На Пасхе батюшка приходил славить Христа и заговорил с Леней. Я сидел в уголке и слушал.

– Господа-то Бога не надо забывать. А лучше бы к своему дельцу… У папеньки завод кирпичный…