Николай Тараненко - Трехстенка

- Вот стервы. Чего им не спится? - выругался чуть слышно Федор. Только пугают...

И снова взялся за дело. Спускать лодку на воду не торопился. Знал, вот-вот должна появиться инспекция. Время ее выездов Федор изучил. Сети и лодку снес в лощину, поближе к воде. Тень от лозы делала Федора невидимым. Только на фоне зеркальной поверхности реки, да и то когда выходила из-за туч луна, можно было разглядеть его корявую фигуру.

Сетями Федор ловил чуть ли не круглый год. А весной, как только вскрывались реки и рыба, словно пьяная, забыв всякую осторожность, шла на нерест, Федор становился одержимым одной идеей...

Удивительно, с виду здоровый, каждый год в это время Федор подолгу болел. Лечился дома. Настя плакалась подругам, что муж плох, а врачи бездари - ничем помочь не могут. Ей советовали положить Федора в больницу, но она категорически отказывалась.

- Какой там за ним будет уход! Если что, то пусть лучше на глазах... говорила она.

Первое время, встревоженные судьбой Федора, приходили товарищи по работе. Приносили лимоны, яблоки и вообще все, что положено в таких случаях. Но странно - лицо Федора не выглядело болезненным, лишь под глазами увеличивались синяки.

Выходя из дому и обсуждая визит к Федору, шоферы рассуждали так:

- Что ж, в жизни бывает, с виду здоровый человек, а там смотришь - раз и окочурился.

- Видно, порода у него такая: тяжело весну переносит, - говорили другие.

Но однажды Настя, переступив порог квартиры, зашлась слезами. В городке поползли слухи" что Федор поселковой врачихе дает "на лапу", а та ему - бюллетень.

Таким злым, как в тот день, Настя Федора не видела:

- Молчи, дура! Кто докажет? Бюллетень есть? Есть. Закон на моей стороне? На моей. Не пойман - не вор. А ты языком не трепи. Узнаю у-у-х...

- Федя, милый, брось это дело, брось эту рыбу, без нее проживем. Ведь все живут и ничего...

- Что ничего? - Голос Федора сорвался на крик. - Что ничего?! Вот именно что ничего! А я хочу, чтоб чего было! Ты глаза разуй. Все, что в доме, - благодаря ей, рыбе! Не паникуй, дура, зря. Я свое дело знаю...

Как только моторная лодка вошла в залив, Федор будто сросся с землей. Не поворачивая головы, одними глазами, следил за каждым движением рулевого, в котором без труда узнал Ивана Безбородова, который тоже работал шофером вместе с Федором.

В прошлую зиму, в один из мартовских дней, когда мост через реку был еще на ремонте, Федор подъехал к переправе и сразу почувствовал неладное: машины стояли гуськом, а люди бежали по льду, чуть в стороне от дороги, обозначенной вешками, прямо к полынье. Из возгласов и причитаний Федор понял, что Безбородое хотел обогнать впереди идущую машину и угодил в промоину. Сам-то он только что вынырнул, а в кабине ЗИЛа осталась учетчица Зина, 19-летняя девушка.

- Что делать, что делать? - выражал кто-то вслух общую мысль.

- Молоток! Живо! - крикнул Федор, сбрасывая фуфайку и сапоги.

Кто тогда сунул в его руку молоток, Федор не знает и по сей день. Помнит, что под ледяной водой был долго, очень долго. Может быть, час, а может, и больше - так ему чудилось. Но холода не чувствовал. Только в висках больно стучало и казалось, перепонки в ушах вот-вот лопнут. Молоток тогда ему помог. Им он выбил лобовое стекло в машине и с большим трудом выволок потерявшую сознание и уже нахлебавшуюся воды учетчицу. И когда позже Федора спрашивали, как он не побоялся нырять в студеную воду, тот лишь пожимал плечами. Даже себе он не мог объяснить этот поступок...

Вторым сидел в лодке инспектор из района, а третьего Федор не узнал.

"Точно, кошку за собой тянут, - догадался он. - Но не на того нарвались, миленькие..."

Объехав залив, моторка снова вышла к реке и пошла по ее руслу. Лишь тогда Федор опустил надувную лодку на воду, аккуратно уложил в нее сети. Воткнув в берег колышек, привязал к нему конец веревки.

Делал это для страховки. Если инспекция появится внезапно - а звук мотора на реке, да еще ночью, слышен далеко, - он успевал за веревку вытащить сети на берег. А тогда ищи не ищи - никакая кошка не поможет.

Через какие-нибудь полчаса сети, связанные в одну, перекрывали вход в залив полностью. Пока Федор с ними возился, холода не чувствовал, а сейчас, на берегу, стал осязать каждой клеткой своего тела, как от реки потянуло сыростью. Сделалось как-то неуютно и одиноко. Но когда Федор увидел, как дернулись, а потом запрыгали ближние поплавки, настроение заметно поднялось.

"Если возьму как в прошлый раз, - при-кидывал в уме, - потребую с Муськи не восемьдесят, а сто рублей".