Игорь Тарасевич - Мы должны говорить друг с другом

- Тамма бель-е, - сказал Хочуван себе в усы.

Надо было бы, конечно, принять в организм сто с прицепом - для поправки, но в карманах свистел ветер - по нулям. Хочуван вспомнил вчерашний день, так хорошо начавшийся с урока ойкуменского, с нового счастливого чувства ума и науки, закрепленных свежим пивом, общением с уважаемым человеком. Вчера он хотел было проводить Ивана Андреевича до дома, но ребята подошли, окружили, понеслась душа в рай. Никулин быстренько попрощался и ушел. Хочуван, разогретый общностью интересов, - как-никак, им было о чем поговорить с преподавателем, - порывался за ним. Не пустили; гогоча, крепкими, как и у самого Хочувана, Руками ухватили его за клетчатую рубаху.

Добавили по маленькой. Была заначка, пять рябых - слизнули.

- Слышь, Верунчик... Верусик, - заканючил Хочуван, согнув спину перед прилавком

диспетчерской, - Выручи до завтра, а? Троячок... А? Не мне - организму надо...

- Не говори, Алексей, и не говори!

- Ты ж всегда, как мать родная...

- Иди... мать... - сказала диспетчерша, хватаясь за телефон, - а то путевку не дам. Будешь работать сегодня?

Хочуван, вздохнув, отошел с путевым листом от прилавка, схватил было за руку хозяина "уазки" - персоналки Жихарева, тот возил председателя райпо, всегда был при деньге.

- Нету!- отрезал тот.

- Жлоб сучий!- сказал ему Хочуван, - Попроси еще зажигание переставить.

- Ага, - сказал на это Жихарев равнодушно.

Матерясь и время от времени сплевывая в окошко кабины, Хочуван выехал, со скандалом и криком, без очереди налил на нефтебазе полную бочку и порулил по проселку. У концевого вентиля бензовозки неслышно для водителя билась о сталь маленькая латунная пломбочка.

Звук толкал машину вперед: сколько? - полметра клиренс, тонкие ржавые ромбики стальных рессор, подвеска, над метровым колесом - ступень кабины, сиденье персидского шаха - мягкое - еще полметра, да еще столько же. Метр туловище - с руками за баранкой. И сверху, от дороги совсем высоко-голова с усами. Двигатель натужно гудел, и с высоты широкий мир разворачивался перед глазками Хочувана. Неизменным, постоянным было стекло кабины - на его выпуклый лоб нависли, словно черные прядочки, щетки дворников, а все остальное менялось под взглядом. На поворотах, чуть переложи, словно штурвал, баранку, передок машины начинало тянуть вбок, и округа скользила со стороны на сторону, словно в игровом автомате, и втягивалась под идущее малым радиусом колесо, быстро мелькающее из-под крыла грубыми, родными ребрами покрышки. Сплюнув, Хочуван перекладывал штурвал в обратную сторону, и колесо уходило в глубь, в нутро машины, округа начинала скользить назад, и капот снова нависал над дорогой впрямую, двигатель под клепаным зеленым листом вскидывался на перегазовке, но болты держали его мертво, и двигатель тянул свое "а, а, а, а", и под вой грунтовка кушалась безостановочно, и становилась, пережеванная колесами, стоячим на жаре облаком коричневой пыли. Облако не сходило десять-пятнадцать секунд - там, где прошла машина Хочувана, вмиг набивавшиеся взвешенной пылью глаза идущего по дороге не видели ничего, губы выплевывали песчаную пудру:

- У, падла! Ездиют!

Дорога, как всегда, угомонила, успокоила. Дорога понимала, говорила, хотя, наверное, не знала по-ойкуменски. За час Хочуван сделал три четверти маршрута, и его лицо устало раздобрелось, щеки опустились, усы, тоже опустившись, выгнулись сами по себе вверх, словно живущие отдельной жизнью. Хочуван замурлыкал из Аллы Пугачевой, чуть перефразируя текст:

крыша неновая,

крыша... евая,

папа!..

Он даже покрутил головой от удовольствия - искусство, едри его! Полезное дело!

...папа!

Купил автомобиль!

На обочине, левыми колесами заехав в кювет, а правыми смяв зеленую стенку пшеницы, стояли такие же зеленые "Жигули". Владелец сидел в кювете спиной к дороге и, повернув шею, равнодушно глядел на приближающийся ЗИЛ, потом, сообразив, вскочил. Шевелюра владельца была светло-русой, российской. Увидев такое дело, Хочуван остановился. Облако пыли, тянувшееся за ним, качнулось по инерции вперед и тоже остановилось, рассеиваясь. В коричневом тумане снова прорезались зеленые "Жигули" и выставленный человеческий зад в джинсах - автомобилист, не успев забежать в кабину, отвернулся от пыли и зачем-то встал на четвереньки. Поднявшись, он неприязненно посмотрел на Хочувана. Под волосами у него, отметил Хочуван, поблескивала начинающаяся лысина. "Нервный", - подумал Хочуван и спросил: