Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Драматическая обработка легенды об Аггее

Да онъ, ребята, чумовой какой-то. Дай-ка ремень.

Что вы, али пана не знаете? Я съ васъ шкуру спущу, а потомъ за ноги повѣшу.

Ну-ка подтяни, Сидорка, покруче. А я пану этому всыплю парочку горячихъ, чтобъ онъ свое панство забылъ. (Беретъ плеть.) Вишь, панъ, говорить.

И похожъ на пана, нечего сказать.

Повѣшу!

Разъ! Ну-ка, панъ, попрыгивай.

Ай, ай!

Ну-ка еще горяченькаго. Такъ-то пороть будешь, али еще какъ?

Ай, ай! Право, я панъ. Ей Богу.

Да я и вѣрю. За то и бью. (Хохочетъ.) Вотъ дай я раздѣну тебя, тогда виднѣе твое панство будетъ.

Панъ. Ой, ой, ой! Руки мои затекли. Ой! Погоди жъ, все вымѣщу. Желѣзными прутьями пороть буду. Ой, спина! Избили всю. Ну, расплатитесь вы! Я васъ! Да, доберусь. Ой, ой! Во рту пересохло. Въ подвалы засажу. Заморю.

Дядюшка, и то человѣкъ привязанъ стоитъ. Иди, посмотри.

Вишь ты, грѣхъ какой. Должно, разбойники ограбили да и привязали.

Что же стоите, дурачье? Развѣ не видите, развяжите скорѣе.

Ахъ, не боятся люди Бога. Какъ измучали человѣка. (Подходитъ, хочетъ развязать.) Ишь узлы какіе! Ванька, ножикъ давай.

Что копаешься, скорѣе! О-о-о!

Ну вотъ, расправилъ, сердечный. Водицы тебѣ, что-ль? Ванька, давай воды да хлѣбца.

На, сердечный, поѣшь.

Ахъ, разбойники, что дѣлаютъ. Ну, теперь ужъ не миновать вамъ моихъ рукъ.

Дядюшка, онъ кому то грозитъ.

Не замай. Очумѣлъ онъ, дай опамятуется. Да прикрыть ужъ надо. (Снимаетъ съ себя старый верхній кафтанъ, хочетъ накрыть.) На тебѣ, болѣзный, прикройся хоть.

Да ты что? съ ума сошелъ, что ли? – на меня дерюгу надѣваешь. Ты знаешь ли, кто я? Я панъ вашъ. Сейчасъ снимай поддевку да шапку, да обчисти хорошенько, да надѣнь на меня. Ужъ я, такъ и быть, надѣну. Да веди меня ко двору ко мнѣ, къ панскому двору.

Очумѣлъ, видно, человѣкъ, говоритъ, что панъ, а пана я вчера самъ видѣлъ, какъ онъ верхомъ на лошади домой проѣхалъ. (Къ пану.) Будетъ, будетъ, надѣвай что даютъ, да и добирайся до деревни. Тамъ полежишь.

А и ты такой же, какъ и тѣ. Погоди жъ – и тебѣ то же будетъ. Да какъ ты смѣешь передъ паномъ въ шапкѣ разговаривать! (Срываетъ съ него шапку.) Давай поддевку. (Хватается за него.)

Пойдемъ, Ванька, онъ вовсе угорѣлый какой-то.

Мы тебя отъ дерева отвязали, покормили, дядюшка кафтанъ далъ, а ты еще буянить. Брось, а то прибью. (Поднимаетъ кнутъ и толкаетъ. Панъ падаетъ. Пастухи уходятъ. Панъ лежитъ и стонетъ.)

Вишь, человѣкъ какой лежитъ!

Эй, народъ, скорѣе бѣгите вы къ панскому двору и скажите, что панъ нашелся. И чтобы ѣхала сюда за мной коляска и дворовые, a мнѣ отведите избу. Я отдохну.

Да ты что толкуешь?

Что толкую? Я панъ вашъ.

Какой панъ? Панъ дома въ палатахъ живетъ, а не босикомъ. бѣгаетъ.

Дурачье! Я заблудился за оленемъ, я панъ. Они меня ищутъ.

Будетъ врать-то. Панъ вчера проѣзжалъ, мы его сами видѣли. А нынче отъ него прикащикъ пріѣзжалъ. Онъ дома.

Врете, разбойники! Я васъ!

Будетъ, молодецъ. Ужъ тебя побили, сказываютъ, пастухи. Что же, али тебѣ мало – еще хочется? Брось ты эти дѣла. А иди своей дорогой.

Не вѣрятъ. Ахъ, разбойники, доберусь же я. Ну слушай же. Не вѣришь ты, что я панъ? Такъ вотъ, дай мнѣ бумаги, перо, я напишу письмо пани. Она признаетъ. Потому я то напишу, чего никто, кромѣ меня и ея, не знаетъ.