Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 29. Произведения 1891–1894 гг. О голоде

Хорошо, что он не верит нам! Если бы он, избави бог, поверил тому, что кто-то его будет кормить, и перестал бы сам кормиться и кормить нас, то ведь он погиб бы и мы с ним!

Народ начинает волноваться, отбивать запасы хлеба, задерживать их, направлять, куда он хочет, и даже рассыпать.

Распродается и отдается задаром весь скот и сжигаются постройки на топливо, мужики сами поджигают свои дворы, чтобы получить страховые. Уже были случаи голодной смерти.

У каждой семьи этих дворов от 3-х до 8 человек, которые хотят есть и не будут иметь, по всем вероятиям, ни пищи, ни топлива. В обыкновенный год они прокормились бы около других, но в нынешний год, когда богатый уже ест хлеб с лебедой, семьи эти ожидает тяжелая, страшная участь. Очевидно, что им надобно помочь. Но тут собственно не помощь голодающим, а помощь разоренным крестьянам, которая стала особенно нужна в нынешний голодный год.

Нет, нельзя говорить, что нет голода, есть голод.

Здесь [в деревне Богородицкого уезда] положение бедствующих уже в прежние года, не сеявших овес, опустившихся дворов еще хуже. Здесь доедают уже последнее. Уже теперь нечего есть, и в одной деревне, к[оторую] я осматривал, половина дворов уехала на лошадях в даль побираться. Точно так же у богатых, составляющих везде около 20 %, много овса и других ресурсов, но кроме того в этой деревне живут безземельные солдатские дети. Целая слободка этих жителей не имеет земли и всегда бедствует, теперь же находится при дорогом хлебе и при скупой подаче милостыни в страшной, ужасающей нищете.

Из избушки, около которой мы остановились, вышла оборванная грязная женщина и подошла к кучке чего-то, лежащего на выгоне и покрытого разорванным и просетившимся везде кафтаном. Это один из ее 5-х детей. Трехлетняя девочка больна в сильнейшем жару чем-то в роде инфлуэнцы. Не то что об лечении нет речи, но нет другой пищи, кроме корок хлеба, которые мать принесла вчера, бросив детей и сбегав с сумкой за побором. И нет более удобного места для больной, как здесь на выгоне в конце сентября, потому что в избушке с разваленной печью хаос и ребята. Муж этой женщины ушел с весны и не воротился. Таковы приблизительно многие из этих семей.

Но и у наделенных землей крестьян, принадлежащих к разряду опустившихся, не лучше.

В таком положении не она одна, а домов восемь. И в таком положении они были и прошлого и третьего года, и в таком положении не они одни, а вокруг нас всегда людей в таком положении миллионы. В таком положении всегда все семьи слабых, пьющих людей, все семьи сидящих по острогам, часто семьи солдат.

Такое положение только легче переносится в хорошие года. Всегда и в урожайные годы бабы ходили и ходят по лесам украдкой, под угрозами побоев и острога, таскать топливо, чтобы согреть своих холодных детей, и собирали и собирают от бедняков кусочки, чтобы прокормить своих заброшенных, умирающих без пищи детей.

Всегда это было! Мы среди этого живем. В нынешний неурожайный год положение это не хуже, потому что хуже того, чтобы у матери без помощи умирали дети, ничего ведь не может быть, но в нынешний год только больше «этого худого».

<���Сочтите все богатства, сосредоточенные в столицах, – в Петербурге, в Москве, в губернских городах, да тут же, среди голодных, в великолепных домах помещиков со всей роскошью европейской жизни, с садами, цветниками, лаун-теннисами, охотами, конными заводами, экипажами, туалетами – и подумайте только о том, кто всё это сделал и делает.> Все эти дворцы, театры, музеи, вся эта утварь, все эти богатства, всё это выработано этим самым голодающим народом, который делает все эти ненужные для него дела только потому, что он этим кормится, т. е. всегда этой вынужденной работой спасает себя от голодной смерти.

Нам, взрослым, если мы не сумасшедшие, можно, казалось бы, понять, откуда голод народа.

Прежде всего он – и это знает всякий мужик – он 1) от малоземелья, оттого, что 7 половина земли у помещиков и купцов, которые торгуют и землями и хлебом.

2) от фабрик и заводов с теми законами, при которых ограждается капиталист, но не ограждается рабочий. 8

3) от водки, которая составляет главный доход государства и к которой приучили народ веками.

4) от солдатчины, отбирающей от него лучших людей в лучшую пору и развращающей их.