Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Отъезжее поле

Въ кухн ѣповаръ и два поваренка въ б ѣлыхъ колпакахъ сбирались готовить ужинъ, а до этаго зат ѣяли игру въ орлянку въ саду съ лакеями прі ѣзжихъ господъ. Въ присп ѣшной ставились два самовара. Въ д ѣвичьей шили, пряли и прислушивались, не позоветъ ли барыня, челов ѣкъ 12 тьд ѣвушекъ. Одна из нихъ лежала на сундук ѣи плакала, другая см ѣялась въ окно съ подошедшимъ молодымъ лакеемъ. Старушка Графиня, мать Графа, раскладывала въ своихъ покояхъ карты, у ней сид ѣли три старушки. Сестра Графа, вдова, поила чаемъ въ своихъ покояхъ двухъ зашедшихъ съ кружками монаховъ. Въ отд ѣленіи гостей челов ѣкъ 8 мьбыли по своимъ комнатамъ, кто читалъ, кто игралъ въ карты. На д ѣтской половин ѣН ѣмецъ Гувернеръ ссорился съ Французомъ, a д ѣти, внучки Графа отъ умершаго сына, докончивали заданный урокъ передъ чаемъ. Другой сынъ Графа, холостой, по ѣхалъ кататься съ гувернанткой. Самъ Графъ Никита Андре[е]вичъ только проснулся посл ѣпосл ѣоб ѣденнаго отдыха и умывался водой со льдомъ.

Кн[язь] Василій Иларіонычь былъ сынъ вельможи и самъ занималъ очень, очень важное м ѣсто въ служб ѣ; но три года тому назадъ онъ подалъ въ отставку и у ѣхалъ въ деревню. О немъ жал ѣли, говорили, что и такъ мало людей въ Россіи, а чтожъ будетъ, когда вс ѣтакъ будутъ во всемъ отчаяваться и все бросать. Другіе говорили, что онъ прекрасно сд ѣлалъ удалившись. – Онъ почувствовалъ, что м ѣсто это ему не по силамъ, – говорили они. – Этаго еще мало, что онъ честенъ и храбръ. Отчегожъ не сказать слово: онъ неспособенъ. Хотя и добрый и честный малый. – Самые недоброжелательные люди какъ будто робко и неохотно бросали мал ѣйшую т ѣнь на этаго Кн[язя] Василія Иларіоныча. Онъ былъ такъ богатъ, принадлежалъ къ такой знати, былъ такъ храбръ и, главное, такъ былъ простъ, ровенъ и безобиденъ, непритворенъ въ обращеніи, что осудить его было опасно. —

Впрочемъ говорили о немъ первое время; потомъ забыли. Забыло большинство петербургское, то общество, которое не только наслаждается и ум ѣетъ наслаждаться современнымъ усп ѣхомъ минуты, но которое эту только жизнь считаетъ достойной названія жизни. Въ числ ѣэтихъ борящихся, торопящихся и усп ѣвающихъ людей Петербурга былъ одинъ челов ѣкъ, который живо вспомнилъ о Василіи Иларіоныч ѣ, пожал ѣлъ о немъ и захот ѣлъ спасти его изъ той тины 2 деревенской жизни, въ которой съ каждымъ годомъ глубже и глубже утопалъ Василій Иларіонычь. Челов ѣкъ этотъ былъ однимъ изъ вновь появившихся св ѣтилъ на горизонт ѣрусскихъ государственныхъ людей – не молодой уже челов ѣкъ, но молодой тайный Сов ѣтникъ, коротко обстриженный, молодо с ѣд ѣющій, гладко выбритый, сіяющій здоровьемъ акуратно трудовой жизни госуд[арственный] чел[ов ѣкъ], въ б ѣломъ галстук ѣ, съ св ѣжей второю зв ѣздою, съ утра предс ѣдательствующій въ комитетахъ, зас ѣдающій въ Министерствахъ, подающій проэкты, об ѣдающій въ 6 часовъ дома въ кругу частью покровительствуемыхъ избранныхъ людей будущаго, частью снисходительно и политично уважаемыхъ людей прошедшаго, показывающійся на раут ѣпосланниковъ и двора и съ сложной, но легко носимой на чел ѣдумой проводящій поздніе вечера за восковыми св ѣчами въ своемъ высокомъ, обставленномъ шкафами кабинет ѣ.

Челов ѣкъ этотъ, Иванъ Т ѣлошинъ, какъ его звали въ св ѣт ѣ, былъ женатъ на богатой Кузин ѣКнязя Василія Иларіоныча. Въ ос ѣнь 1863 года Т ѣлошинъ почувствовалъ часто повторяющуюся боль въ правомъ боку. Онъ, очевидно, несмотря на свое каменное сложеніе, переработалъ. Ему надо было отдохнуть. Им ѣнья – огромныя им ѣнья его жены – находились въ той же губерніи, гд ѣжилъ Василій Иларіонычь. Уставныя грамоты не вс ѣбыли составлены и разверстаны по разнымъ м ѣстнымъ условіямъ, им ѣ[ли] особую важность. Ему надо было самому быть тамъ. Князь Василій Иларіонычь въ предполагаемомъ въ будущемъ устройств ѣКомитета могъ быть важной поддержкой, а потому Т ѣлошинъ вм ѣсто Ниццы р ѣшилъ по ѣхать на ос ѣнь въ Т. губернію.

Василій Иларіонычь звалъ его къ себ ѣгода два тому назадъ, шутя, про ѣздить вм ѣст ѣотъ ѣзжее поле.

– Онъ мн ѣистинно жалокъ! И мы по ѣдемъ къ нему, ежели ты согласна, Зина? – сказалъ онъ жен ѣ.

<���Я очень рада, – сказала Зина. – И они по ѣхали. Князь Василій Иларіонычь былъ старый – или скор ѣе стар ѣющійся холостякъ. —>

Тотъ, кто въ 40 л ѣтъ не понимаетъ всей глубины значенія этаго стиха, тотъ и не испытаетъ этаго тяжелаго жизни холода и той борьбы за жизнь, когда мы начинаемъ ощущать этотъ жизни холодъ, который т ѣмъ сильн ѣе чувствуется, ч ѣмъ больше хорошаго, любимаго вс ѣми было въ молодомъ челов ѣк ѣ. —