— Въ Миллерѣ началъ было Гундуровъ.
— Что-же ты, въ Петербургѣ Каратыгинымъ объѣлся, видно! Каратыгинъ теперь, по твоему, великій актеръ? чуть чуть не съ пѣной у рта подступалъ къ нему тотъ.
— Позволь тебѣ сказать
— Фельдфебель, трескотня, рутина!.. Барабанщикъ французскій, — вотъ онъ что, твой Каратыгинъ! ревѣлъ Вальковскій, ничего не слушая
— Эко чучело! Эка безобразина! надрывался смѣхомъ Ашанинъ, глядя на него.
— А въ Заколдованномъ домѣ видѣлъ ты его? спросилъ Гундуровъ.
— Въ Заколдованномъ домѣ? повторилъ «фанатикъ,» мгновенно стихая, — видѣлъ!..
— Ну, и что-же?
— Хорошъ былъ, глухимъ баскомъ проговорилъ онъ, и, опустивъ голову, опять отошелъ къ своему умывальнику; — король былъ, дѣйствительно, настоящій… страшенъ… правдою страшенъ! отрывисто пропускалъ уже Вальковскій, отфыркиваясь и плеща въ тазу.
— То-то и есть, заговорилъ опять Гундуровъ, — что онъ образованный и думающій актеръ, и что ты это чувствуешь какъ только онъ выйдетъ предъ тобою въ подходящей роли. Онъ знаетъ кого, когда, что онъ играетъ!.. А что ему Иголкиныхъ, да Деньщиковъ [3] Иголкинъ драмат. представленіе Полеваго, и 5-ти-актная драмма Кукольника, Деньщикъ весьма долго, какъ извѣстно, держались на репертуарѣ Александринскаго театра въ прошлое царствованіе.
приходится вѣчно изображать, такъ въ этомъ, братъ, не онъ виноватъ, а Петербургскія гниль и лакейство….
— Такъ что-же, по твоему, перервалъ его «фанатикъ», останавливаясь въ раздумьи передъ нимъ съ полотенцемъ въ рукахъ, — вдохновенье актеру надо, значитъ, по боку?…
— Это еще что за вздоръ! горячо воскликнулъ Гундуровъ;- развѣ мѣшали когда нибудь вдохновенью трудъ, подготовка, строгое отношеніе къ своему дарованію? Вспомни Пушкина, — чего тебѣ лучше примѣръ?… Случайное вдохновенье есть и въ дикой калмыцкой пѣсни, и у безобразнаго Третьяковскаго вылились невзначай пять вдохновенныхъ стиховъ… [4] Вонми, о небо, и реку! Земля да слышитъ устъ глаголы! Какъ дождь я словомъ потеку, И снидутъ, какъ роса къ цвѣтку, Мои вѣщанія на долы!
Но развѣ объ этомъ рѣчь? Мы говоримъ объ искуствѣ, о святынѣ, къ которой нельзя подходить съ неумытыми руками!..
— Молодчина, Сережа! воскликнулъ увлеченный послѣдними словами Вальковскій; — дай, влѣплю тебѣ безешку за это!.. И онъ полѣзъ обнимать пріятеля, еще весь мокрый….
— А для меня изъ смысла басни сей, комически началъ вздыхать Ашанинъ, — выходитъ то, что вы теперь потребуете отъ меня вызубрить вдолбяшку роль Лаерта.
— И вызубришь! засмѣялся Гундуровъ.
— Какже! Держи карманъ! хихикнулъ Вальковскій, — выйдетъ, и, по обыковенію, ни въ зубъ толкануть!.. Онъ у насъ, извѣстно, какъ толстые кучера у купечества, на «фэгурѣ» выѣзжаетъ!..
Ашанинъ весело головою тряхнулъ, какъ бы не замѣтивъ недобраго взгляда сопровождавшаго эту выходку его пріятеля:
— Каждому свое, Ваня, — я фигурою, а ты волчьимъ ртомъ…
— И лисьимъ хвостомъ! договорилъ самъ Вальковскій, принимаясь громко хохотать;- а вѣдь точно, братцы, княгиню-то я совсѣмъ объѣхалъ!..
— Какъ такъ! изумился Гундуровъ.
— Да такъ что что я ни захочу, то она и дѣлаетъ…. Шесть перемѣнъ новыхъ у насъ въ театрѣ уже готово: двѣ комнаты, зало съ колоннами, улица, садъ, лѣсъ. Старыя декораціи, какія отъ временъ стараго князя остались, тѣ всѣ подновилъ. И какія декораціи, братцы! Старикъ-то, видно, человѣкъ со вкусомъ былъ, и страсть къ искусству имѣлъ, труппа своя постоянная была. Самъ Императоръ Александръ, разсказываютъ тутъ старые дворовые, пріѣзжалъ къ нему сюда гостить, и на спектаклѣ былъ. Баринъ былъ важный… Ну, а эта — Вальковскій подмигнулъ и оскалилъ свой волчій клыкъ, — какъ есть жидъ-баба, кулакъ; только очень уже чванна при этомъ, такъ этимъ ее какъ рыбицу на удѣ и водишь. Какъ начали мы здѣсь театръ устраивать, потребовала она отъ декоратора смѣты. Я ему и говорю: «ты, братъ, ее не жалѣй, валяй такъ чтобъ на славу театрикъ вышелъ.» Онъ и вкаталъ ей смѣту въ полторы тысячи. Она такъ и взвизгнула: «ахъ, говоритъ, комъ се шеръ и неужто все это нужно?» И на меня такъ и уставилась. Я ничего, молчу. Начинаетъ она улыбаться: «и дешевле нельзя, спрашиваетъ, монъ шеръ Иванъ Ильичъ?» — Отчего, говорю, можно; вотъ я въ Замоскворѣчьи у купца Телятникова театрикъ устраивалъ, всего расходу на полтораста цѣлкашей вышло. Такъ повѣрите, ее ажъ всю повело: «потрудитесь, говоритъ Александрову, представить это въ мою контору, — сколько вамъ нужно будетъ денегъ тамъ получите»… Съ тѣхъ поръ, расхохотался «фанатикъ», — что ни скажу, то свято!.. Да что мы здѣсь дѣлаемъ, вскинулся онъ вдругъ, — ходимъ въ театръ! Сами увидите что за прелесть!..
Читать дальше