Николай Телешов - Меж двух берегов

Вычитал из книжек - вот и знаю.

Он, видимо, волновался и бесцельно шарил по столу обеими руками, точно нащупывая себе опору.

- Шевченко был тоже - Тарас Григорьевич - украинский певец... Гений! Талант! А какое гонение видел?

В солдатах был не в зачет, в степи оренбургской да в тамошних крепостях содержался, а уж про нужду его и говорить нечего! Как про него господин Некрасов великолепно выразился: "Был оскорбляем он всяким невеждою..." Вот они, памятники-то ваши каковы!

В голосе его дрогнули слезы.

- Нравится вам людей хороших травить, травить, а затравивши, начать уважать: вот, мол, как перестрадал человек. И хороший был, и умный был, а - пострадал.

Давайте, мол, начнем его теперь почитать! А уж он-то, человек-то, давно умер, и ему на все ваши почести, извините ?а выражение: тьфу! И больше ничего.

- Браво, браво, господин Щеголихин! - воскликнул Хельсн. вставая и протягивая старику руку. - Я вас искренне уважаю за эти слова. Вы правы: ваше общество любит жертвы и требует себе жертв. Я пришелец, чужой для вас человек, но я не хотел бы быть сыном вашей родины, которую я, повторяю, очень люблю. Я люблю ее, но виню: вы не цените ваших лучших людей, вы злорадствуете над ними, травите их, любуетесь их агонией и величаете их же, но уже умерших да заключенных.

- Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, - тихо и грустно добавил Щеголихин, перебивая речь Хельсна. - К вам посылаются мудрые и пророки, а вы иных убиваете, иных будете бить и гнать из города в город... Да! вздохнул он. - Приходили и к нам хорошие люди, приходили открыть нам свет истины, а мы...

- А вам надобно жертв, лишений, чужих страданий и мук, - вновь заговорил горячо Хельсн, обращаясь в сторону чиновника. - Для вас это какое-то удовольствие. Но я хотел бы вас спросить: как смеете вы требовать всего этого? Как смеете вы насиловать чужую жизнь, чужую и лучшую? Надо шире дорогу вашим талантам, а не уже.

Легче им жизнь, а не тяжелей. А вы умиляетесь: как претерпел! И заморив одних, требуете и сейчас от других, чтоб и они претерпели ненужные гонения. Для чего? Вы требуете от ваших талантов, чтоб они были нищи, были в ссылке... Нет! Культурные нации этого не желают для своих лучших граждан!

Щеголихин поправил его:

- У нас, я вам скажу, очень много почетных граждан.

Особенно потомственных почетных. А настоящих-то граждан и нету. Нет ли у вас взаймы, у варягов? Потому что земля наша велика и обильна, а граждан в ней нет. Уж извините, ваше высокоблагородие, - обратился он к офицеру, это говорит человек ссыльный...

- Для меня вы сейчас человек не ссьпьный, а...

а пьяный! - пробормотал в ответ офицер.

- Покорнейше благодарю! - улыбнулся Щеголихин. - Действительно, вы сказали сущую правду. Только, не в обиду будь сказано: водка - великое дело! За водку любой осгяк довезет меня в челне - куда захочу, хоть до Петербурга. Вот и вы, господа: не будь у меня водки, вы бы меня, может, схватили: не езди, мол, человек бесправный! Теперь же я чувствую себя обеспеченным... Вот она, сила-то какая заключается в водочке-то на русской земле!

- Неужели только в водочке видите вы всю силу? - почти вскрикнул учитель.

- Большущая в ней сила по нынешним дням и людям, - ответил, не смущаясь, Щеголихин. - Но подождем, не долог уж срок. Скоро разом все станет кверху ногами.

- А головами куда? - презрительно спросил чиновник.

- Головами-то?.. - переспросил в свою очередь старик. - Известно рогами вниз!

- Вы проповедуете ересь, господин ссыльный!

- Это он спьяну! - заступился офицер.

- Будь пьян, да умен, говорит пословица! - не унимался чиновник.

Хельсн тоже вступился:

- Давайте лучше говорить о достоинствах вашей страны. Какие громадные возможности у вас впереди!

Сколько у вас всюду и всяких самородков: то глыба магнита, то медь, то самородок золота чуть не в обхват, а то самородки-люди, один другого интереснее, один другого значительней - мечтатели, мыслители, поэты, изобретатели, и всё это, все они от земли, от корней самого народа!.. Да, страна ваша покажет в будущем всем небывалый пример!

- Нам только толчок нужен! - добавил Щеголихин. - Знаете, как на бильярде: кием по шару, - крепкий удар:

трах! - и дело сделано. Вот!

После этого все задумались и долго молчали.

III

Ночь становилась все красивее: река играла и золотилась, и звезды точно купались в ее зыби; черной зубчатой стеной тянулись по берегу холмы: ни звука не доносилось с земли, не виделось нигде огня, не чувствовалось близости человека; только внизу под бортами шумела вода, которую бил неустанно крыльями "Сокол" и тяжело раздвигал ее своею грудью.