Вчера у меня был трудный день. Ранним утром приехали ребята из Лутугина и, что называется, принудительно, экспромтом вытащили из-за стола и увезли на шахту. Комсорг сидел в машине рядом со мной, полдороги молчал, а потом неохотно выдавил из себя;
- Парень во вторник... в седьмой западной лаве в запал попал... Вот так... Насмерть... - Он хрустнул костяшками пальцев и опустил голову. Только полгода назад женился. - Он опять помолчал, наверное подыскивая слова, потом вздохнул. - Понимаете, выступить надо перед ребятами... Такое дело... Любили его в бригаде...
Уже не первый десяток раз приходилось мне выступать перед шахтерами и в просторных, многолюдных дворцах, и в тесных, прокуренных нарядных, и под открытым небом, в тени терриконика, и рядом с грохочущим копром, и в цехах механических мастерских, а теперь опять волнуюсь, как в тот памятный первый раз.
Ребята сидели притихшие и угрюмые. Они выносили его на руках - еще час назад крепкого, жизнерадостного весельчака - уже тихим, бездыханным, и кто-то из них бежал к его молодой жене и, кусая до крови губы, выталкивал из себя: "Валера пргиб..." Потом слышал ее полный отчаяния и упрека судьбе крик и горький, неутешный плач старенькой, седой женщины - его мамы. Они прошли с тугими желваками у могилы друга, бросив по горсти сухой донецкой земли на его гроб, с думой о том, что погиб Валерка как солдат в бою, идя в первой шеренге атакующих. Ну что я мог сказать им?! Чем утешить?! Я стоял перед ними и ждал, будто не я должен был говорить что-то им, а они должны о чем-то рассказать мне. Потом на миг показалось, что их Валерка - это не их Валерка, а я сам, и что они - это не они, а мои друзья с моей шахты "Северной" - Коля Гончаров, Рафик Мамедов, Игорь Вологжанский, Кузьмич, Павел Петрович... И я начал свое выступление. Сейчас трудно восстановить те слова. Я говорил о жизни, о борьбе, о победах и поражениях, о мужестве, каждодневном человеческом мужестве, двигающем жизнь вперед. И вновь пришло чувство, что я маленькая, но неотделимая частица этих крепких парней, которые понимают каждое мое слово, каждую мысль. После встречи бригада пошла на смену. И я не смог удержать себя, пошел в шахту.
Высокий, тощий бригадир, с длинными, сильными руками, долго пыхтел, натягивая на меня шахтерскую робу, подобрал каску, подцепил коногонку, щелкнул выключателем и довольно улыбнулся.
- Ну как?
- Отлично!..
Мы прошли к стволу и сели. Клеть вздрогнула, лязгнула железом и ухнула вниз. Забытым за семь лет ощущением сдавило в ушах, подняло вверх сердце, заполнило тело невесомой легкостью. Гудит натянутой струной канат, дробью стучит капель по фибролитовой каске и холодными ручейками бежит за шею.
- Проведите по квершлагу и под лаву по откаточному штреку, - прошу ребят.
- По бремсбергу поднимемся на "козе", а там и второй горизонт, кивает бригадир.
- Пласт как?..
- Ноль восемь.
- Не проползу?..
- Не стбит, почва неровная, кровля капает, трудно...
- А угол?
- Семнадцать градусов.
- У нас был двадцать три.
- По рештакам уголек пускали?
- Нет, эскаэром.
- Мы тут тоже... - отвечает бригадир.
- Переднее поле отрабатываете?
- Переднее.
- Л откаточный на сколько лаву опережает?
- Метров на сто - сто пятьдесят.
- Забой в штреке трубами проветриваете?
- Трубами. Из пленки трубы сейчас. Намного легче прорезиненных. Но рвутся, проклятые, как капроновые чулки у жены. Ту, бывало, хоть и порвется, магистралью стянешь и валяй, а эту не стянешь, ползет, как мыльный пузырь, или как... - Бригадир хотел добавить более яркое сравнение, но постеснялся.
Несколько метров шли по штреку молча. Теперь настала очередь бригадира расспрашивать меня.
- Ну а как писательство, трудное дело?
- Да как сказать, работенка не пыльная, но нервная. Нервная... А вообще, братцы, иной раз психанешь и думаешь, лучше в шахте пару смен отдубасить, чем две-три странички путевых написать. И так слово повернешь и эдак, а оно, проклятое, не лезет. Бывает, и целую неделю над одной строчкой бьешься. Хочется же, чтоб и самому приятно было, и люди поняли.
- Андреич, а вот если бы... ну как в сказке... ну, в общем, стали бы вы прежним?..
- В шахту бы пошел. Бросить писать уже не смог бы, но Это же совместимо.
- Говорят, что ампутированные конечности всю жизнь снятся и болят?
- Болят. А лава у вас какая?
- Двести пятьдесят метров.
- На тумбах?
- На тумбах.
На-гора мы выехали поздно вечером. Рита ждала и волно-валась. Приходил Иван, но не дождался и ушел. Звонили из Москвы, из Дома актеров ВТО, приглашали на встречу, обком комсомола просит выступить перед секретарями горко-мов и райкомов, в ПТУ Э 45 диспут по теме "Любовь и дружба", военное училище авиационных штурманов приглашает в Клуб молодого офицера на свой "Орленок", в драматическом театре завтра прогон спектакля ".Всем смертям назло...".
Читать дальше