Кого мы помним? Тех, кто нас собирал. И тех, кто разорял. Разорял наши души, как гнезда. Они тоже нужны.
Но сейчас туда, в весну шестьдесят четвертого года.
Зам берет у меня полстранички "Доброго пути".
- Ну как Симонов? - безразлично спрашивает Зам. Подчеркнуто безразлично. Ревнует.
- Руки в водке были.
- Он что, водку руками черпает?
Я пожимаю плечом. Может, и черпает. У каждого свои привычки.
Зам смотрит на меня внимательно, как будто что-то решает в уме. Подсчитывает в столбик.
- Пойдешь со мной в ресторан? - неожиданно спрашивает Зам.
- Зачем? - удивляюсь я.
- Надо.
Странная формулировка - "надо". В ресторан приглашают, чтобы поухаживать. Начать отношения. Чем они закончатся, будет видно. Во всяком случае, надо начать.
Зам нравился мне как человек, но как мужчину я его не воспринимала и потому не стеснялась.
- Вы хотите за мной ухаживать? - прямо спросила я.
- Нет. Не хочу, - прямо ответил он.
- А зачем в ресторан?
- Понимаешь... мне нравится одна женщина. Но она придет с мужем. В этой ситуации...
Он замолчал, но я поняла. В этой ситуации ему будет неспокойно. Он хотел бы быть прикрыт, как крышей.
- Позовите жену, - предложила я.
- Я не включаю жену в свои игры.
- Ага... - поняла я.
Он любит жену и не хочет ставить ее в двусмысленное положение. Но он любит и женщину и не может ее не видеть.
Меня приглашают на роль крыши. Я должна поработать крышей. С одной стороны, вроде обидно. А с другой стороны, почему бы и нет? Зам практически сделал мне биографию. Он мог не взять рассказ у человека с улицы, а послать меня в отдел прозы. Там рукопись попала бы в самотек, ее прочитали бы через строчку, ничего не поняли, написали вежливый отказ с пожеланием познавать жизнь и трудиться над словом. Но Зам поступил ответственно. Зам принял участие во мне. Почему бы мне не ответить добром на добро? Пойду с ним в ресторан. Меня не убудет. Посижу. Поем, в конце концов, и уйду домой.
Я согласилась.
Это был ресторан под открытым небом. Значит, лето. Муж - убогий, как бомж. А может быть, он мне таким казался, потому что я знала ситуацию. Я как бы видела на его макушке ветвистые рога, а рога никого не украшают.
Жена - высокая худая блондинка. Если бы она не была женой бомжа никаких претензий. Стиль. Шарм. Но она - соучастница преступления. Нарушаются одновременно две заповеди: не пожелай жены ближнего, не лжесвидетельствуй. Последнее относится ко мне. Но я ничего. Сижу. Пью вино Я спокойно играю свою роль. Крыша и крыша. Никакого развития образа.
Зам ухаживает за мной как за своей дамой. Смотрит в глаза, накрывает мою руку своей. Переигрывает. Блондинка нервничает. Только что не рыдает. Зам на глазах уходит с ее крючка. Уходит крупная рыба.
Потом мы куда-то едем. На чью-то дачу.
В этом году урожай яблок. Терраса завалена яблоками так, что некуда ступить. Надо найти место, чтобы поставить ногу. Воздух напоен яблоками.
Зам и блондинка идут за угол дома выяснять отношения. А я сижу на яблочной террасе с ее мужем. И мне кажется: он все понимает. Я уже не вижу его бомжом. Грустный человек. Мне неловко перед ним. Я поднимаюсь и иду искать заблудшую пару.
Стемнело. Луна. Звезды. Воздух холодный и какой-то хрустальный от чистоты. И голоса.
Он: Ну что, все?
Она: Ну как тебе сказать...
Я вдруг остолбенела от красоты жизни: хрустальный вечер, двое теряющих друг друга, яблоки. И быстротечность времени. Яблоки полежат-полежат и пропадут, если их, конечно, не сварят в варенье. Двое постоят и разойдутся. Ночь перейдет в утро. Звезды поблекнут. И в этом какой-то пронзительный смысл, в быстротечности. Ну что хорошего, если бы звезды светили всегда? И двое стояли всегда? И яблоки лежали всегда? Скучно, как в Швейцарии.
Все течет, все изменяется, ничего не повторяется, нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Потом муж с женой остаются на даче, а мы с Замом возвращаемся в Москву. На электричке. Зам спит на моем плече. Устал и напился.
Если бы писала сюжет, я бы придумала такой ход: он предлагает мне стать его настоящей пожизненной женой.
Но он спит. Он устал и хочет домой. И я тоже хочу домой. В мою жизнь. Меня ждет МОЯ жизнь.
Я учусь во ВГИКе, мастерская Виноградской. Чему она меня учит?
Ничему. Таланту научить нельзя. Но можно взрыхлить почву, создать атмосферу, в которой твои способности зацветут со всей отпущенной им силой.
Виноградская - это атмосфера. Я ею дышала, а без нее задыхалась, как в открытом космосе.
Виноградская жила в Переделкине, двадцать минут по Киевской дороге. Сходишь с поезда и идешь мимо церкви, мимо кладбища, по мосточку. Деревня. Прудик. Птички поют.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу