Лев Толстой: Как умирают русские солдаты

- Вот она! Ишь пошли! Пошли, пошли-и! Наутек,- послышались в толпе хохот и одобрения.

- Ежели бы, то есть, постепенно отрезать их от гор, не могли бы себе уходу иметь,- сказал балагур в синих штанах, обращавший своим разговором внимание всех зрителей.

Чеченцы, действительно, после залпа поскакали шибче в гору; только несколько джигитов из удальства остались сзади и завязали перестрелку с ротой. Особенно один на белом коне в черной черкеске джигитовал, казалось, шагах в пятидесяти от наших, так что досадно было глядеть на него. Несмотря на беспрерывные выстрелы, он разъезжал шагом перед ротой; и только изредка около него показывался голубоватый дымок, долетал отрывчатый звук винтовочного выстрела. Сейчас после выстрела он на несколько скачков пускал свою лошадь и потом снова останавливался.

- Опять выпалил, подлец,- говорили около нас.

- Вишь, сволочь, не боится. Слово знает,- замечал говорун.

<- Задело, задело, братцы мои,- вдруг послышались радостные восклицания,- ей-богу, задело одного! Бог важно-то! Ай лихо! Хоть лошадей не отбили, да убили черта одного. Что, дофарсился, брат? - и т. д.>

Между чеченцами вдруг стало заметно особенное движение, как будто они подбирали раненого, и вперед их побежала лошадь без седока. Восторг толпы при этом виде дошел до последних пределов - смеялись и хлопали в ладоши. За последним уступом горцы совершенно скрылись из виду, и рота остановилась.

- Ну-с, спектакль кончен,- сказал мне мой знакомый,- пойдемте чай пить.

- Эх, братцы, нашего-то, кажись, одного задели,- сказал в это время старый фурштат, из-под руки смотревший на возвращавшуюся роту,- несут кого-то.

Мы решили подождать возвращения роты.

Ротный командир ехал впереди, за ним шли песенники и играли одну из самых веселых, разлихих кавказских песен. На лицах солдат и офицера я заметил особенное выражение сознания собственного достоинства и гордости.

- Нет ли папиросы, господа? - сказал N., подъезжая к нам,- страх курить хочется.

- Ну что? - спросили мы его.

- Да черт бы их побрал с их лошадьми <����паршивыми>,- отвечал он, закуривая папиросу,- Бондарчука ранили.

- Какого Бондарчука?

- Шорника, знаете, которого я к вам присылал седло обделывать.

- А, знаю, белокурый.

- Какой славный солдат был. Вся рота им держалась.

- Разве тяжело ранен?

- Вот же, навылет,- сказал он, указывая на живот. В это время за ротой показалась группа солдат, которые на носилках несли раненого.

- Подержи-ка за конец, Филипыч,-сказал один из них,- пойду напьюсь.

Раненый тоже попросил воды. Носилки остановились. Из-за краев носилок виднелись только поднятые колена и бледный лоб из под старенькой шапки.

Какие-то две бабы, бог знает отчего, вдруг начали выть, и в толпе послышались неясные звуки сожаления, которые вместе со стопами раненого производили тяжелое, грустное впечатление.

- Вот она есть, жисть-то нашего брата,- сказал, пощелкивая языком, красноречивый солдат в синих штанах.

Мы подошли взглянуть на раненого. Это был тот самый беловолосый солдат с серьгой в ухе, который спотыкнулся, догоняя роту. Он, казалось, похудел и постарел несколькими годами, и в выражении его глаз и склада губ было что-то новое, особенное. Мысль о близости смерти уже успела проложить на этом простом лице свои прекрасные, спокойно-величественные черты.

- Как ты себя чувствуешь? - спросили его.

- Плохо, ваше благородие,- сказал он, с трудом поворачивая к нам отяжелевшие, но блестящие зрачки.

- Бог даст, поправишься.

- Все одно когда-нибудь умирать,- отвечал он, закрывая глаза.

Носилки тронулись; но умирающий хотел еще сказать что-то. Мы еще раз подошли к нему.

- Ваше благородие,- сказал он моему знакомому. - Я стремена купил, они у меня под наром лежат - ваших денег ничего не осталось.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На другое утро мы пришли в госпиталь наведать раненого.

- Где тут солдат восьмой роты? - спросили мы.

- Который, ваше благородие?- отвечал белолицый исхудалый солдат с подвязанной рукой, стоявший у двери.

- Должно, того спрашивают, что вчера с тревоги принесли,- сказал слабый голос с койки.

- Вынесли.

- Что, он говорил что нибудь перед смертью? - спросили мы.

- Никак нет, только дыхал тяжко,- отвечал голос с койки,- он со мной рядом лежал, так дурно пахло, ваше благородие, что беда.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Велики судьбы славянского народа! Недаром дана ему эта спокойная сила души, эта великая простота и бессознательность силы!..