Чудно устроен человек: даже в своём бедственном положении парень оставался парнем. Словно куль затиснут, в нос и в рот лезут коровьи объедья, «братья» его ищут, чтобы поставить к стенке, а он обрадовался: «Ишь ты, попалась мне какая… краля!» У его спасительницы лицо было удивительно белое, чистое — это и в полутьме видно. Тонкие брови, рот чуть припухший… Совсем ещё юная. «Эх, и дрожит же она сейчас! В такое дело влипла…»
На этом он снова впал в забытье.
— Эй, догор. Табаарыс Догор, табаарыс — друг, товарищ (якут.).
, — она тормошила его.
Левин приподнялся на локте. Чашка мучной каши с сосновой заболотью дымилась перед ним, поверх лежал кусок лепёшки.
— Поешь… И тихо-тихо лежи! Если найдут тебя — о-о-о… Алджархай Алджархай — беда (якут.).
!
Говорит, а у самой губы дрожат, как в ознобе. Схватила чашку (Левин опустошил её вмиг) и побежала.
Но тут же вернулась.
— Ты — бассабыык Бассабыык — большевик (якут.).
… табаарыс. Мой брат в Якутске. Тоже кысыл… красный. Зовут Сэмэнчик. Оторов Сэмэнчик… Не встречал?
В их отряде было немало якутов, но Семёна Оторова он не знал.
— Оторов, Оторов?.. — пытался вспомнить. — Много их, дорогая… Горевать не надо, жив твой Сэмэнчик — непременно! Вот доберусь до Якутска, сразу же разыщу. Оторов Сэмэнчик, я запомню, я запомню, ты только помоги мне. Коня надо, понимаешь? Ат, коня… Хоть какого. Тебя как зовут?
— Ааныс.
— А меня Всеволод. Вроде бы познакомились… Выбраться мне отсюда нужно, Анечка, понимаешь? Коня нужно…
Со двора послышались голоса, и девушку будто ветром сдуло. Левин нырнул в своё сено. Так и не понял: удалось ли растолковать девице, поняла ли она, как ему нужен конь… Не будет коня — каюк красному пулемётчику Всеволоду Левину.
Она всё поняла, славная девушка. Пришла глухой ночью, разгребла сено, склонившись, зашептала, — дыхание её он чувствовал на лице:
— Слушай, табаарыс… в лесу городьба… Покажу, как идти… Прямо — юрюйэ Юрюйэ — ручей (якут.).
… В лесу городьба, понял? Коней хозяин там прячет.
На его счастье — ноге стало легче. С трудом, но всё же мог ступать. После удушливого хотона свежий воздух ударил в голову, как спирт. С усадьбы он выбрался, держась за плечо Ааныс — она перехватила его руку, перекинутую за спину.
— Теперь пусти, сам пойду… Беги, не спохватились бы! Спасибо тебе за всё. Милая ты…
Он притянул её к себе и поцеловал.
— Кэбис Кэбис — не надо (якут.).
, — она вырвалась. — Будь счастлив! Иди!
Она пожелала ему счастья, эта славная якуточка, и всё у него вышло на редкость складно: хозяйскую утайку он нашёл в лесу без особого труда, выбрал себе коня, на тракт выскочил без приключений. Утром Левин был уже у своих. Как из мёртвых воскрес.
Однако не знал Всеволод тогда, как худо обернулась эта история для самой девушки.
Утром на хозяйском дворе поднялся переполох: из лесу пропал рысак, гордость тойона Дадая.
Около городьбы — мужские следы, валенки. Проследили их — со двора идут. Возле хотона нашли и женские следы, маленькие торбаса. Значит, кто-то из дворовых помогал красному.
Согнали всех батрачек, велели ступать в след.
Допрашивал Ааныс сам хозяин — с тяжёлой ременной плёткой в руке. Разъярён он был пуще пса:
— Засеку до смерти! Кого провожала ночью? Кто коня увёл?
Грешил он на её братца — не красный ли Сэмэнчик Оторов появился в родных местах? «Не знаю. Не знаю. Не знаю». Так ничего и не добился Дадай.
— Ладно! — пригрозил он. — Завтра «братья» тебя порасспросят. Им-то уж скажешь.
Её бросили в подвал и даже привалили дверь снаружи. Два дня и две ночи просидела Ааныс в ледяной тьме, совсем уже простилась с жизнью.
Бандиты не появлялись. Ни завтра их не было, как рассчитывал Дадай, ни послезавтра. А на третий день усадьба огласилась звоном оружия и конским топотом — приехали!
Красные приехали. Почуяв хозяйский двор, ржал под Всеволодом Левиным белоногий рысак. Однако прежнему его хозяину теперь было не до лошадей.
Так вот красный пулемётчик Левин и нашёл себе жену в снежном якутском краю.
Годик был Сашке. Чёрными мамиными глазами он с радостным удивлением смотрел на божий свет и таскал отца за усы. На пристани кипел народ, малыш и вовсе развеселился — столько вокруг интересного!
Уезжали товарищи Левина по отряду. Следующим рейсом предстояло отправиться и ему. Выбрали они с Ааныс для постоянного жительства губернский Томск. Возвращаться в Сосновку — только рану бередить! Ничего дальше своего наслега не видевшая, оглушённая этим огромным, по её представлениям, городом Якутском, Аннушка с любопытством и тревогой ждала встречи с Томском.
Читать дальше