Элис Манро (Мунро) - Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет (сборник)

– Спасибо, – сказал он, когда приступ кончился.

Теперь у него кожа была такой же прохладной, как у нее. А гладкая какая! – ни одной крупной родинки. Вишь, исхудал-то: все ребра наперечет. Похож на хрупкого, болезненного мальчика. А пахнет будто кукурузой.

– Вы зачем глотаете мокроту, – сказала она. – Не надо так делать, это вам вредно. Вот туалетная бумага, можете плевать в нее. А то у вас начнутся неполадки с почками, если глотать будете.

– Вот не знал, – сказал он. – А кофе вам нигде не попадался?

Внутренний дырчатый цилиндр перколятора изнутри был весь черный. Она его, как могла, отмыла, насыпала туда кофе, поставила кофейник на плиту. Потом помылась и привела себя в порядок, непрестанно думая о том, чем больного кормить. В кладовке нашлась коробка с мукой для крекеров. Сперва Джоанна собиралась замешать муку на воде, но потом – вот же оно! как здорово! – нашла банку с сухим молоком. К тому времени, когда был готов кофе, в духовке у нее поспевал уже целый противень крекеров.

Услышав, что она усердно возится в кухне, он встал и направился в туалет. Попутно выяснилось, что он слабее, чем сам о себе думал: пришлось стоять внаклонку, опершись рукой о сливной бачок. Потом нашел кое-что из белья на полу шкафа в коридоре, где он хранил чистую одежду. К этому времени он догадался, кто эта женщина. Говорит, приехала, привезла ему мебель, притом что ни ее, ни вообще кого бы то ни было он об этом не просил. Он вообще никакой мебели не просил, только денег. Он вроде должен даже знать ее имя, но что-то никак не получалось вспомнить. Поэтому он открыл ее сумочку, лежавшую на полу в коридоре рядом с чемоданом. Отлично, так и есть: вот бирка с именем, пришитая к подкладке.

Джоанна Парри. И адрес: Выставочная дорога, тот же, что у тестя.

Что там еще? Матерчатый кошелек с несколькими банкнотами. Двадцать семь долларов. Еще кошелечек с мелочью, пересчитывать которую он не удосужился. Ярко-синяя банковская книжка. Он открыл ее машинально, не ожидая увидеть ничего необычайного.

А за пару недель до этого настал тот день, когда Джоанна получила право перевести наследство миссис Уиллетс на свой расчетный счет, прибавив эти деньги к сумме, которая у нее была скоплена. Банковскому контролеру она при этом объяснила, что не знает, когда деньги могут ей понадобиться.

Сумма не была ошеломительной, но определенное почтение внушала. Пусть небольшое, но это было состояние. В сознании Кена Будро к облику Джоанны Парри добавился некоторый лоск и глянец.

– А вы ведь, кажется, были в коричневом платье? – спросил он, когда она принесла кофе.

– Да, это верно. Вошла сюда в нем.

– Я думал, мне приснилось. А это были вы.

– Совсем как в том, другом вашем сне, – сказала Джоанна, и ее веснушчатый лоб стал огненно-красным.

О чем речь, Кен, разумеется, не понял, а сил на то, чтобы дознаваться, у него не было. Не исключено, что имелся в виду сон, от которого он проснулся, когда она над ним сидела ночью, – но он совершенно не помнил его содержания. Он снова закашлялся, но уже не так свирепо, а она подала ему клок туалетной бумаги.

– Так, здрасте, – сказала она. – А куда кофе-то будем ставить? – Она толкнула к кровати деревянный стул, ею же отодвинутый, чтобы легче было подступаться к больному. – Ну вот, так-то лучше. – Подхватила его под мышки, приподняла и сунула под спину подушку. Подушка была грязная, без наволочки, но еще ночью она успела обернуть ее полотенцем.

– А вы не могли бы посмотреть, нет ли внизу сигарет?

Она укоризненно качнула головой, но сказала:

– Ладно, гляну. У меня там все равно еще крекеры в духовке.

Кен Будро был из тех, кто легко и дает, и берет в долг деньги. Во многом те невзгоды, что на него обрушились (или которые он на себя навлек, если смотреть под другим углом), были вызваны тем, что он не способен был отказать приятелю. Такие у него были понятия о товариществе. Кстати, из ВВС после войны его никто не гнал, он сам подал в отставку из солидарности с приятелем, которого действительно выперли за то, что на вечеринке личного состава он оскорбил старшего офицера. На таких вечеринках положено шутить, ничего не принимать всерьез и не обижаться, так что наказали того приятеля несправедливо. А из фирмы, торгующей удобрениями, его уволили за то, что он без разрешения махнул на грузовике компании через границу в США, да еще и в воскресенье: надо было выручать кореша, который там ввязался в драку, за которую ему грозил арест и тюрьма.