Николай Амосов - Мысли и сердце

Большие глаза и длинные ресницы. Как на картинке. Два месяца я прохожу мимо его кровати, отделываясь пустыми замечаниями и улыбками. Все понимает. Читает и читает книги - тонкие, толстые, для взрослых. Сначала спрашивал: «Когда операция?» - а теперь только смотрит…

Милый мальчик, что я могу тебе сказать? Как рассчитать этот риск, как заглянуть вперед?

– Подожди. Подожди, дорогой. Дай нам приготовиться.

«Приготовиться». Один сын. Родители - врачи. Деликатные люди - стесняются подходить, спрашивать. Они решили - «делайте, будь что будет».

А я не могу решиться. Не могу и не могу. Как посмотрю на эти глаза, так сразу все сжимается внутри, и опять: «Отложим».

Вот если бы была у нас кислородная камера! Положили бы его после операции, создали высокое давление, и было бы все в порядке.

Операция здесь не проблема - дефекты не сложнее, чем при тетраде. Но легочные сосуды так изменены, что сердце не может прогнать через них достаточное количество крови… Кислородное голодание, смерть… А если бы каждый кубик крови содержал вдвое больше кислорода, так его и в малом количестве крови было бы достаточно. Вполне достаточно. И камера это даст.

– Отложим. Дальше.

А вот опять светло: один сорванец поступил для планового контрольного исследования. Мордашка вполне благополучная.

– Симаков Алеша, восемь лет. Оперирован два года назад по поводу сужения клапанов легочной артерии. Давление в правом желудочке было сто восемьдесят пять миллиметров ртутного столба. Шум остался, хотя и уменьшился.

Вася роется в истории болезни, ищет что-то.

– Ну дальше, дальше.

– Сейчас. Вот. Зондировали в пятницу: давление в желудочке снизилось до пятидесяти пяти. В легочной артерии - двадцать.

– Ну что ж - не блестяще, но вполне прилично. Как, Алешка, живешь? В футбол играешь?

– А как же! Центр нападения.

– Ну, это ты зря, друг. Самое большее, что тебе можно, - это в воротах стоять. У тебя был тяжелый порок, и сердце после операции все-таки нужно беречь. Понял?

– Понял.

Ничего не понял. По глазам вижу, что будет и дальше играть. Нужно говорить с родителями. Не помню, кто они - смогут ли ограничить? Большая нагрузка для него вредна, а умеренная - необходима.

Я знаю: три четверти ребятишек чувствуют себя совсем хорошо, растут, развиваются и считают себя здоровыми. На самом деле - не все здоровы. У некоторых сердце увеличено, миокард неполноценный. Вот их-то и нужно зондировать, чтобы определить - играть в футбол или нет. Это называется - «отдаленные результаты».

Есть и такие, которым стало хуже.

Это уже трагедия. Сейчас, в следующей палате.

– Здравствуйте, девочки!

– Здравствуйте!…

Плохо отвечают, хуже мальчишек.

Но улыбаются еще приятнее. Пожалуй, они мне даже ближе: привык дома к женской команде - дочка, потом Леночка.

Хватит, давай думать о деле.

Я и думаю о деле. Еще в той палате, у мальчиков, после «отдаленных результатов». Все время параллельно со всякими высокими материями думаю об этой девочке Вале, что лежит на первой кровати.

– Как ты себя чувствуешь, моя милая?

– Хорошо, спасибо.

Всегда говорит «хорошо». Вежливая.

Снова глаза. Снова - аккуратные косички. Румянец с синюшным оттенком. Худенькие руки. А под тонким одеялом угадывается большой живот. Асцит [24]. Увеличенная печень.

Страдание.

Так его нужно бы изображать.

Вот он - брак моей работы. «Случай», что ставят в графу «ухудшение после операции».

Помню - привела ее мама год назад. Школьница второго класса, в форме. Личико было кругленькое, такие же, как сейчас, косички. Только румянец был настоящий, без синевы.

В этой же палате лежала, когда обследовали. Все было правильно установлено - дефект межжелудочковой перегородки, сужение легочной артерии.

Ничего не могу вспомнить об операции. Только записи в истории болезни. Отверстие диаметром около сантиметра. Заплата еще по тому, старому способу - просто швы через край. Достаточно много швов, не сомневаюсь. Так, как написано во всех зарубежных статьях. Расширили легочную артерию.

Неделю было все хорошо, и она так же улыбалась застенчиво, вежливо: «Хорошо…» Потом появился шум, потом все увеличивался. Но еще терпимо. Выписалась - ничего, прилично. Думал - прорезался один, два шва. Не страшно.

Но через полгода ее привезли сюда снова. Уже с декомпенсацией. Печень большая, асцит. Вот с таким страданием на лице.

С тех пор и лежит. Ходим около нее все, лечим, ласкаем. Все без толку.