Ковырялись мы до вечера без перерывов. Работали в две смены, по двое. Федя не принимал участия в сооружении тропы. Его мутила панорама круто сбегающего вниз, блестящего, оплавленного солнцем, снежного ската и обрыва, усеянного камнями с острыми краями.
* * *
Первыми по рукотворной тропе прошли ишаки, затем женщины. Потом все остальные. Хуже всех чувствовал себя Федя. Увидев это, я взял его сзади за полу пиджака и посоветовал идти обычным шагом и смотреть вперед…
— Иди ты впереди! — жалобно попросил он.
— Не трусь! Здесь не страшнее, чем в городе. Просто там ты ко всему привык. И к "перу" в пивной, и к голоду и к холоду. Думаешь, мне не страшно? Страшно, но я хочу дойти до костра, до горячего ужина, и конечно до Лейлы! По этой самой тропе. И ты иди к ним. Или к чему-то другому… Уверяю, дойдешь, никуда не денешься!
В правой руке у меня был топорик. Им я время от времени врубался в склон, В мою левую руку, словно клещ, вцепился Федя, тяжело дышащий, и с покрасневшими глазками, готовыми в любое мгновение выпустить слезу. Его мандраж действовал мне на нервы, но я терпеливо, словно ребёнка, вёл Федика навстречу райской жизни.
Время от времени он наступал мне на "пятки'', извинялся, хныкал, и при этом ругался так, что ему могли бы позавидовать авторы книги "Синтаксис русского мата".
Когда наши мучения стали подходить к концу, Федин мозжечок отключился, и мы дружно соскользнули вниз. В падении, напарник успел ухватиться за капюшон моей штормовки, и тот немедленно оторвался…
Я мгновенно врубился топором в лед и замер.
Подняв голову, я увидел Сергея на том самом месте, откуда мы так "удачно" стартовали с нашим полиглотом. Юрка и Наташа хлопотали над, лежащей без чувств, Лейлой…
Прошло несколько бесконечных минут…
Сергей бросил мне конец верёвки, связанной из нескольких кусков вьючной. Другой конец, он накручивал себе на руку.
— Не удержишь! — крикнул я ему. Вруби лопату и привяжи к ней!
— Времени нет! Ты долго не удержишься! Хватайся за верёвку!
— Беги за лопатой…
— Держись Чёрный! Сейчас принесу! Только смотри, яйца не отморозь!
Пока Сергей нёс лопату, мне ничего не оставалось делать, кроме как, думать…
…Несомненно, вытаскивать меня с помощью незакрепленной верёвки было обоюдно опасно. Я мог утащить за собой Кивелиди, или он, спасая себя, мог выпустить конец из рук. Что тут скажешь! Прощайте Мечты о лучшей доле! Но и с помощью закрепленной веревки, подняться по оплавленному солнцем льду было не так-то просто. Связанная из чего попало, она могла не выдержать моего веса под сотню килограммов…
Так и случилось, — когда я прошел половину дистанции — около восьми метров, верёвка лопнула, и я опять полетел вниз. Но снова успел зацепиться своим чудо — топориком.
"Теперь буду выкручиваться сам, — слава Богу, что ещё дышу и немного соображаю…"
Свободной рукой я вынул нож, подаренный мне Верой, раскрыл его зубами и собрался выдолбить упор для ног, но тут топорик неожиданно соскользнул с засечки…
Борьбу за свою жизнь я затеял нешуточную, поэтому успел врубиться в лёд ножом. На удивление он вошел глубоко и держал меня достаточно крепко. Я смог подтянутся грудью к его ручке. Теперь мне не составляло большого труда вырубить топором просторную ступеньку. Став на нее, я начал делать следующую…
Мелкая вибрация моих коленок наводила на грустные размышления.
… "Мы рубим ступени, ни шагу назад, и от напряженья колени дрожат"…
Вовремя вспомнив строчки из замечательной песни Володи Высоцкого, я понял, что тремор моих конечностей происходит от больших эмоциональных и физических перегрузок, а не от трусости.
Это немного подняло моё настроение…
К моему удовольствию Сергей ничего не говорил и не советовал. Он, свесив ноги, сидел на тропе и спокойно курил. В его позе чувствовалась бравада, которая демонстрировала якобы "плёвую" ситуацию. "Ничего особенного с тобой, друг сердешный, не случилось! Видишь — сижу, курю и закатом любуюсь".
Всё верно. Не можешь помочь, — не суетись, сядь, молчи!
Минут через сорок, когда силуэты товарищей, маячивших у конца тропы, едва проглядывались в сумраке подступившей ночи, я приблизился к Сергею.
Он взял меня за руку, вытянул из провала и отвёл на безопасное место.
Несколько минут спустя мы были все вместе. Шок у Лейлы прошёл, но глаза, ещё мокрые от слез, сверкали в темноте словно опалы. Я, как мог, успокоил ее, быстро выкурил сигарету и мы, кое-как прикрепив вьюки лентами, надранными из чехла Юркиного спального мешка, пошли вниз. У подножья нижней известняковой гряды пришлось разделиться на две группы.
Читать дальше