Руслан Белов: Бег в золотом тумане

Утро принесло мне новее заботы. "Что же делать? — думал я, прислонившись лбом к холодному камню. Как выбраться из штольни? И почему меня так тошнило ночью?

И вдруг раздался знакомый высокий голос.

— Как поживаешь. Руслан?

— Сергей… Егорович? — Я не верил своим ушам…

— Да, это я, — явно улыбаясь, ответил мой бывший напарник.

С Фархадом. Напугал ты нас. Приоткрыли яму — в стенке дыра, тебя нет!

Нехорошо! Сначала думали, что ты ушел, не попрощавшись. Но когда стон услышали, сразу успокоились, потому что знаем: Джентльмены сермяжным способом не уходят! А ты, я знаю, причисляешь себя к этой породе!

Ведь так? Кстати, нам вчера анализы пришли из Еревана.

В одной твоей пробе золота полтора грамма на тонну.

И меди почти два процента.

Я молчал. Да и о чём было говорить с людьми, предавшими меня?!

Егорыч, зная о моей любви к "ораторскому искусству", забеспокоился:

— Дорогой, а ты не глубоко зарылся? Слышишь меня?

Я стиснул зубы и постарался ответить спокойно:

— Слышу. Так Вы заодно с наркомафией?

— Заодно, не заодно. Какая тебе разница?

— Никакой, — подумал я и замолчал…

— Ты говори, говори, — попросил Удавкин, что-то отбивая молотком.

— Проси что пожелаешь!

— Не дождётесь! — Я решил ограничиться односложными ответами.

— Вот ты всегда так. Знаешь что Руслан? Хочу тебе посоветовать…

Помочь, так сказать, обрести покой…

"Ты можешь заснуть, и сном твоим станет простая жизнь!"

Представь себя отшельником — легче будет. И про жизнь свою непутевую подумай… Вслух! Возможно, и поймешь, почему в эту

яму попал. А я буду дразнить тебя Чумазым Заратустрой!

Сергей Егорович чувствовал, что достает меня. Это придавало ему силы для продолжения истязаний. Подошел Фархад. Удавкин что-то сказал ему на английском языке и радостно засмеялся… А я, чтобы не сойти с ума, начал шептать…

…Не бойся боли души и тела… Боль — свидетельница твоего бытия… Очисти свою душу — зависть и злоба сминают день и отравляют ночь, гнев и гордыня — пыль и сор, они закрывают солнце…"

— Медленнее, Руслан! И громче, — услышал я отдаленный голос Удавкина.

— Я старый и глухой человек не все слова различаю. Ты с выражением говори.

— Вы меня сбили! — сказал я спокойно. — А что, Фархад с вами?

— Со мной! Он на тебя очень обижен…

Всё верно! Фархад замечательно работал на компьютере, но не было у этого высокого, улыбчивого иранца азербайджанского происхождения страсти и азарта настоящего геолога.

Любые изыскания — это детектив, остросюжетный и динамичный. То, что ты ищешь, спряталось глубоко в недрах земли! Или высоко в горах под ползучими ледниками. При этом оно не забыло разбросать повсюду вещественные доказательства. Их надо найти, собрать воедино, тщательно проанализировать и принять решение. И, только потом — ножами бульдозеров, стилетами буровых скважин, скальпелями шахт и штолен довести "Дело всей жизни" до логического конца…

Да, не горел Фархад на работе… "Я — петрограф, а не осёл" — говорил он, когда нужно было напрячься и пройти пару километров с грузом. Часто приходилось идти одному. Когда усталый и злой, с тридцатью килограммами проб в вещмешке и еще двадцатью в штормовке, я приползал в лагерь, — Фархада, как обычно, ещё не было. Правда, когда он появлялся — всегда просил прощение! Да и в других, менее обременительных маршрутах его больше интересовала безопасность от лихих людей, чем прослеживание рудной зоны от начала до самого конца.

— Эй-эй! Ты чего? — не выдержав паузы, заволновался Удавкин.

— Ты чего молчишь? Не умер?

"".Не спеши, послезавтра — смерть. Улыбнись правдолюбцу и помири его с лжецом; братьям — близнецам не жить друг без друга. Обида глупа как обидчик.

Улыбнись скупому — он боится умереть бедным и меняет этот день на фальшивые монеты. Улыбнись подлому, — он меняет свет дня на темень своей души. Улыбнись им и себе в них и отведи глаза на мир. Послезавтра смерть, а эавтра- её преддверие. Живи сегодня и здесь… И жизнь станет бесконечной!

…Когда же я умирал в последний раз? Очень давно! От перитонита… Приступ начался дома. За пару часов я похудел на четыре килограмма.

Мама вызвала скорую помощь. Все остальное — словно в страшном сне. Когда я очнулся, вокруг меня кружились желтые, но веселые и жизнерадостные люди. Я же, белый, как полотно и прозрачный, словно китайский шёлк лежал без движения и не мог понять, где я и кто я. Мама мне после рассказала, что на второй день моего присутствия в гостях у приёмных детей Гиппократа, появился какой — то старичок.