Иван Беляев - Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева

Свадьба наша оттягивалась, создавалось тяжелое положение. Осенью я опять уехал на перепись – это была уже третья командировка, одна удачнее другой: в штабе Округа моя работа была признана выше похвал, и я получил орден. Но по возвращении я решил порвать Гордиев узел и жениться без разрешения начальства.

Будучи на переписи в моем родном Гдовском уезде, на самой железной дороге недалеко от Луги, я был поражен видом великолепно отстроенной новой церкви, и так как батюшки пригласил меня к себе, я разговорился с ним об этом.

– Эта церковь – моя гордость, но и мое несчастье.

– Почему? Везде в окрестностях только и говорят, что о вашей самоотверженной христианской жизни, называют вас святым подвижником. Вам недоставало лишь благолепного храма – и вот он готов…

– Да, но знаете, что случилось? Я надеялся уже закончить работы, как вдруг церковь обокрали: вытащили замурованные в стене хранившиеся там остатки церковных сумм… Я был вынужден внести все, как раз представляю последний взнос… Но чего это мне стоило! Заболела моя жена, не выдержала. Захворал ребенок. Все от нужды. Прихожане предлагали помочь – но я ведь знаю… потом сами будут колоть мне глаза. Теперь мне все опротивело!

Вот к этому-то поистине святому пастырю Божию я решился обратиться с просьбою обвенчать нас без лишних отсрочек.

Церковь была у самой дороги, можно было бы обернуться в один день. Я заранее снял уютную новенькую квартирку в три комнатки близ училища, перевез туда мебель и подготовил прислугу, нашу деревенскую Машу, которая давно просилась к нам, как только поженимся. Ворона ушел в запас, другого денщика я не хотел брать ради того, чтоб не разглашать нашего секрета.

Маруся должна была ехать сговориться со священником.

Было пасмурное утро в конце октября. Фонари еще тускло сверкали в тумане, отражая свой блеск на сырых плитах тротуара. Серые облака уже начинали редеть и подниматься выше. Я усадил Марусю в поезд и, сам не зная, где потерять время, пошел в батарею. На бригадном дворе все еще было тихо, но, поднимаясь по лестнице, я уже услышал шум и оживление в нашей казарме. «Еще рано, – подумал я, – а наши уже встают».

На лестнице меня встретил фельдфебель Ивко:

– Ваше высокоблагородие! Только что были в батарее начальник артиллерии, хотели повидать вас. Нашей батарее объявлена моби лизация. Вы назначены командиром. Генерал Хитрово только что вышел в 4-ю батарею, вы его успеете догнать.

Вне себя от изумления, я турманом слетел по лестнице. Против казармы 4-й батареи я нашел генерала, разговаривавшего со старым чернобородым фельдфебелем батареи, которой когда-то командовал.

– Ваше превосходительство!

– Ну вот, милейший Иван Тимофеевич, поздравляю вас с походом. Ввиду волнений в Финляндии, мобилизован сводный гвардейский отряд генерала Щербачева: преображенцы и павловцы сведены в батальон, им придается наша батарея, и вы назначаетесь командующим.

– Я? А полковник Шульман?

– Он заболел.

– Но ведь я самый младший!

– Кому же, как не вам – вам и карты в руки!

– И на законном основании?

– На самом законном… Командующим батареей со всеми правами… Вы получите пополнение от всех гвардейских батарей и через 24 часа должны быть на Финляндском вокзале. Пока мобилизуется Гвардейский корпус, на вашем отряде лежит ответственность за защиту столицы.

Какая неслыханная честь! Какая радость!

Я лечу в канцелярию. Шульман уже сидит на своем месте, дымя толстой сигарой и тупо вперя взор в пространство. Его никто не замечает, и он ничего не видит – ни дать, ни взять Диоген при осаде Синопа. Офицеры уже начинают собираться.

– Ваше высокоблагородие, – обращается ко мне старший писарь Кондрашов, – вы изволите назначить заведующего хозяйством под поручика Стефанова, мы сейчас отправляем его в банк за деньгами. С ним поедет Мощенский, а вам надо подписать ему доверенность, и вот этот лист.

– А это что такое? – спрашиваю я, машинально подписывая требование.

– Это подъемные: вам, как командующему причитается… – он назвал колоссальную сумму. – Вот это им, как заведующему хозяйством; это подпоручику Сергиевскому, как делопроизводителю, это – остальным господам офицерам.

– Да ведь это целый капитал!.. И его не потребуют обратно?