Александр Былинов - Запасный полк

— На фронте был, танки видел? — спрашивал между тем полковник у смуглого, красивого юноши с нерусскими чертами лица.

— На фронте не был. Танк не видел, товарищ полковник. Артист мы. Узбекский опера.

— А стрелять умеешь, артист? — полковник улыбался, с удовольствием разглядывая стройную фигуру узбека.

— Мало-мало.

— Мало не годится, надо много. Надо немца много стрелять.

— Петь умеем... — узбек отвечал полковнику открытой улыбкой. — Стрелял — не попал. Ничего, товарищ командир, фронт научит.

Полковник прошел дальше. Среди бойцов он чувствовал себя прочно. Знакомые запахи обжитой казармы — ремней, скипидара, пота, махорки — овеяли его на этой станции. Экипировка бойцов, подогнанность и свежесть обмундирования порадовали наметанный глаз. Это, конечно, были солдаты — это слово совсем не употреблялось нынче в армии, но он любил его. Однако незнакомого полковника встречали подчас настороженные, опасливые взгляды. Он присматривался и прислушивался к людям, стараясь постигнуть дух казармы, где комплектовали и обучали эту роту.

— Значит, не видели танков? — выспрашивал он. — Не отражали танковых атак? А противотанковое ружье видели? А в полный профиль окопы рыли? Огневую точку, дзот блокировали? Тактикой занимались?

Молодой боец, в небрежно накинутой на плечи, раскатанной шинели, выдвинулся вперед.

— Разрешите вопрос, товарищ полковник, — сказал он и лениво поднес руку к пилотке. — Мы, конечно, ничего этого не знаем. Ни танков, ни дзотов. Едем на фронт, и терять нам нечего, но справедливость...

— Чье отделение? — спросил полковник, осматриваясь. — Отделенный?

— Точно так. Я, товарищ полковник, — ввернул сержант, очутившийся подле. — Никакого сладу с ними. Бузят, нет спасения...

— Вынь руки из карманов, — приказал полковник бойцу.

— А вы кто такой?

— Я — командир бригады. Вынь руки...

— Не в этом дело, — боец в накинутой на плечи шинели уставился на полковника нагловатыми голубыми глазами. — Полковник тоже должен разбираться, что к чему. Вот, например, мы — аэродромная служба, летчики, можно сказать. Так почему же нас загнали в пехоту, когда мы имеем летную специальность...

— Руки! — крикнул полковник так, что окружающие вздрогнули.

Боец не спеша выпростал руки.

— Вижу, что за летчики, — произнес полковник, с трудом сдерживая закипавший гнев. — Как же ты вот такой собрался на фронт, а? Похоронки матерям готовите! За разгильдяйство, наверно, и списали в пехоту.

— Так точно, товарищ полковник, — поспешил объяснить все тот же сержант.

— Вы кто — командир отделения?

— Так точно, — неистово гаркнул сержант, словно обрадованный тем, что командир бригады обратил на него внимание. — Командир отделения сержант Воскобойник!

Полковник пожал плечами.

В это время перед ним вырос немолодой старший лейтенант с рыжеватыми, прокуренными усиками.

— Командир роты старший лейтенант Аренский, — деревянным голосом произнес он, козыряя. — С кем имею честь?

— Полковник Беляев, командир бригады. — Беляев полез в планшет и вытащил документ.

— Верю, товарищ полковник, — опять козырнул Аренский. — Слушаюсь.

— Как же вы с ними воевать собрались, старший лейтенант? — спросил Беляев. — На фронте в вас верят, надеются — вот, мол, на Урале армию отрабатывают. А вы... Люди-то не готовы. Как же так?

— Товарищ полковник, разрешите доложить...

— Нечего докладывать. Стройте роту — и домой.

— Товарищ полковник, разрешите доложить, что приказ округа...

— Отставить!

В это время на путях показался паровоз. За ним, лязгая и звеня буферами, медленно подтянулся к станции состав красных теплушек.

Бойцы зашевелились. Те, кто лежали на траве и дымили махоркой, поднялись, надели скатки, стали прилаживать вещмешки.

— Становись! — раздалась команда старшины, который не подозревал о вмешательстве нового комбрига в судьбу роты. — По вагонам!

— Отставить «По вагонам»! — подал команду Аренский и, согнувшись, зашагал к станционному зданию.

...Проходя с песней мимо штаба, бойцы разглядели в темноте множество командиров, заприметили и майора Мельника, который несколько часов назад толковал с ними о лопатке, и поняли, что и здесь действует тот полковник, который отправил их домой. И только один из бойцов искренне недоумевал. Он не разговаривал с полковником и вовсе не запомнил его. На станции он дремал, примостившись у дерева. Когда бойцы окружили нового командира бригады, он не поднялся; любопытство было чуждо ему, привыкшему интересоваться только тем, что входило в круг его непосредственных обязанностей. Он знал, что едет на фронт бить врагов России и что будет бить их умело, по-сибирски, знал, что может погибнуть, хотя и не очень этому верил. Глаз его был меток, рука тверда. И когда он встал в строй и пошел обратно в лагерь, то искренне удивился, но он шел и пел песню вместе с другими. Рядом с ним шагал высокий общительный солдат Яков Руденко, который сказал ему, что рота для фронта, видать, не готова и нужно еще ее «доводить».