На санках Беляев добрался до клуба. Вечер уже был в разгаре. На сцене гремел оркестр. В зале стояли столы, вокруг них танцевали пары. Утрамбованный земляной пол размяк от сырости, но танцоров это не смущало.
Щербак и новый командир полка Кочетков поспешили навстречу комбригу. За дверью слышался грохот движка, освещавшего зал; духовой оркестр без устали продолжал знакомый вальс, но в зале уже наступило то едва уловимое замешательство, каким обычно знаменуется появление долгожданного гостя.
Музыка смолкла. Все стали шумно усаживаться за столы.
— Танк не прибыл? — осведомился Беляев.
— Никак нет, — ответил Кочетков. — Думаю, буран их в дороге застал. Но они ж упрямые, будут вести танк, пока не приведут.
— Надо выпить за благополучный приезд, — Беляев улыбнулся. — Борский, нальете?
Борский оказался тут же. Натертые пуговицы на выутюженном кителе так и сияли под стать блестящим, словно лакированным сапогам. Глянув на сапоги, Беляев снова подумал об Агафонове и его малой страсти.
— Выпьем за здоровье оружейников.
— За Зайдера он без особой охоты, надо думать, выпьет, — вмешался Щербак, затягиваясь папиросой. — Не очень они дружат.
— Что не поделили? — спросил Беляев у Борского.
Тот молчал, искоса поглядывая на Щербака.
— Смелее, смелее, — подбадривал Щербак красневшего начальника штаба. — Вспомни толовые шашечки, рыбную ловлю вспомни и как Зайдер раздраконил тебя на партийном собрании за браконьерство. Ну, не стесняйся. Еще вспомни, как ты обозвал воентехника за это в присутствии подчиненных. Все расскажи командиру бригады.
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — дерзко сказал Борский. — А у меня один остался, рисковать не желаю. — Он выпрямился и щелкнул каблуками. — Не ко двору я здесь, товарищ полковник... видите...
— Здесь не двор, а ты не придворный, — сказал Беляев, которому понравилось, как Борский отбил атаку Щербака.
Все засмеялись. А Борский, сверкнув глазом, горько усмехнулся.
— Неплохое начало для праздника. Благодарю.
— Наливай, — мягко проговорил Беляев. — Ну, наливай же, да веселей! — Он поднял стакан. — За тех, кто в пути. Ясно?
Всем понравился тост. Разговор стал оживленнее.
— Извините, однако, пьем сырец. Вина остались в массандровских подвалах, — заметил Щербак. — Закуска тоже не из ресторана «Аврора». Но спасибо Маслову и за это.
Маслов, сидевший неподалеку, повеселел.
На сцене опять заиграл оркестр. Пары пошли танцевать.
— Об оружейниках надо подумать, — задумчиво сказал Беляев. — Они могут пропасть в такую пургу. Знает кто-нибудь санную дорогу в город?
— Я ездил, товарищ полковник, — сказал Борский.
— Он все знает, решительно все, — подтвердил Щербак, занятый подрумяненным куском свинины. — Но лучше знает дорогу из Тегерана в Тавриз. Это верно. К тому же он не рискнет...
Щербак слегка выпил и откровенно подзадоривал Борского.
— Воентехникам нынче плохо, — примирительно сказал Беляев. — Хуже, чем нам с вами, хоть вы и ссоритесь. Гораздо хуже.
Щербак поднялся. Он понял слова комбрига как приказание. Оружейников надо спасать, а он, увлекшийся праздником, и не подумал, какой опасности подвергаются те двое, пока не напомнил командир бригады. Черт возьми, не так ли погиб Собольков?
— Товарищ комбриг, разрешите мне...
— Я знаю дорогу, товарищ комбриг, — по-мальчишески упрямо повторил Борский.
— Что же... У тебя есть возможность доказать это, — сказал Беляев.
Командир полка не спускал глаз с командира бригады.
Заменив Мельника, майор Кочетков сразу, и, разумеется, не без помощи Щербака, раскусил Борского — этот позолоченный орешек. Ему не нравились «пижоны» в мундирах. Поэтому он счел возможным за праздничным столом вполголоса сказать Беляеву:
— Командование просит вашего разрешения, товарищ полковник, заменить Борского в штабе.
— Что так срочно? — улыбнулся Беляев, рассеянно прислушиваясь к песенке, которую пели на сцене.
Кочетков, ободренный улыбкой начальника, выпил водки и отломил корочку черного хлеба. Ему нравилось, что вот он с командиром бригады за праздничным столом, как военачальник с военачальником, решает важные деловые вопросы.
— Борский не соответствует, товарищ полковник. Вы сами видите.
— В общем, уже не сработались? — спросил Беляев, не глядя на собеседника, а по-прежнему прислушиваясь к песенке о бойце, который предлагает товарищу закурить по одной папироске, обещая вспомнить когда-нибудь пехоту, и родную роту, и его, который дал ему закурить.
Читать дальше