Илья Ветров - Перевал Бечо

— Так надо, сыночек. — Хрущев приблизился к борту машины. — Не волнуйся, Мишенька, скоро и я поеду.

— Когда, папочка?

— Со следующей партией.

Главный геолог судорожно пытался проглотить подступивший к горлу комок.

— Береги детей! — только успел вымолвить.

Шофер резко просигналил, и перегруженная полуторка, набирая скорость, скрылась за поворотом ущелья. Двинулись и другие машины, отправляемые Моренцом. Их было много: часть военных, но большинство рудничных. В одних — раненые бойцы, не успевшие эвакуироваться с госпиталем, женщины с грудными детьми, школьники, престарелые шахтеры, в других — штабелями лежали матерчатые мешочки с концентратами. Дальше в горы их должны были нести альпинисты и те, кому силы позволят тащить на себе хотя бы небольшой груз.

За машинами в облаках пыли тянулись и тянулись подводы с людьми… По обочине дороги шли забойщики, откатчики, крановщики, рабочие самых различных профессий. Еще вчера они спускались в шахты, добывали в штольнях руду, а сегодня, оставив обжитые места, уходили вверх по ущелью, подальше от фашистов.

Набежавшие было тучи расползлись, и снова выглянуло солнце. Островерхие вершины, проглядывавшие из бокового ущелья, штопорами врезались в бесконечную синь.

«Так это и есть грозные башни Тютю-Су?» — Моренец вспомнил, как на сборах в Тырныаузе Юрий Одноблюдов и Александр Сидоренко рассказывали о них.

Как-то перед самой войной, в разгар альпинистского сезона, днепропетровцы из спортивного общества «Сталь» четверо суток поднимались по гладкой стене. Кругом сплошной камень отвесов, на крутизне которых не держался снег и даже орлы не вили гнезд… Один вид стены отбивал желание взобраться наверх. Но Саша Зюзин и его друзья были настоящие альпинисты, смелые, отважные. И на пятые сутки Тютю-Баши сдалась. Над ее башнями заалел победный вымпел украинских альпинистов…

Тяжело было машинам. Моторы урчали и, как люди на большой высоте, задыхались без кислорода. А дорога то снова взлетала вверх, то круто неслась вниз, то поворот один страшнее другого, то отвесные террасы, где машины висели чуть ли не над самой рекой. Шоферы, проезжая опасные места, включали фары.

Вскоре перебрались на другой берег. Повеяло пронизывающей сыростью. А когда ущелье совсем сузилось, то между стенами скал проглянула лишь тоненькая полоска неба.

Только на полпути к селению Верхний Баксан ущелье снова раздвинулось и как-то сразу наполнилось ярким солнечным светом и теплом. Ожила природа вокруг. На плоских горных верхушках, террасах, то тут, то там маячили густые кустарники с пунцовыми ягодами и ярко-красными цветами. Чаще попадались ольха, рябина и целые поселения ирисов с бархатистыми венчиками. По сторонам пестрели живописные полянки. Песчаные отмели чередовались с каменистыми берегами, у которых резвились белогрудые птички-оляпки, а по обочине дороги, словно на параде, выстроились столбиками жирные суслики и по-милицейски свистели вслед уходящим машинам…

Неожиданно колонна остановилась. Слева надвигалось ущелье Адыр-Су, в котором, образуя каскады пенящейся воды, неслась словно бешеная речушка того же, что и ущелье, названия.

Вдоль берега шел среднего роста человек в роговых очках, с большим рюкзаком за плечами.

— Так это Алеша! — без труда узнал Малеинова Моренец. — Видимо, получил нашу радиодепешу о назначении в группу Одноблюдова и спешит нам навстречу…

В ущелье Адыр-Су было несколько высокогорных лагерей: «Молния», «Сталь», «Азот». В одном из них, в лагере химиков, Малеинов ведал учебной частью. Именно со снежных перевалов этого сурового ущелья Малеинову и пришлось осваивать «белые пятна» — непокоренные вершины. Их тогда в районе было немало.

Рыжеволосый, с добрым, умным лицом, Алексей Александрович, которого альпинисты чаще всего называли Алешей, был не просто инженером, но мастером на все руки. А руки у Алеши были золотые — с широкими, натруженными ладонями, везучие, трудолюбивые. Он все умел. Когда нужно, заменял в лагере не только инструктора или лектора, но и электрика, дизелиста, слесаря. Если требовалось установить движок на новой электростанции, он и это делал. На столе рядом с картами, кроками, методической литературой у него всегда лежал большой, словно простыня, лист ватмана, карандаши, рейсшина, циркуль, рейсфедер. Он, как и его младший брат Андрей, хорошо рисовал, чертил, делал эскизы всевозможных спортивных сооружений. А когда его спрашивали: «Для чего ты рисуешь, чертишь?» — Алеша смущенно поправлял на переносице очки.