Сергей Мартьянов - Ветер с чужой стороны

Вот почему сегодня на всех дорогах и перекрестках вокруг города стали заслоны.

Но к концу дня поиски не дали ничего нового.

Тогда Чижов вынул шляпу из сейфа и снова тщательно осмотрел ее. Может быть, удастся наткнуться на что-нибудь интересное?

Крупная желтая соломка. Черная муаровая лента с бантиком. Коричневая узкая прокладка из клеенки. На клеенке полустертое фабричное клеймо. На нем можно различить лишь несколько слов: "1-й сорт", "размер 52". В слове "размер" совершенно стерлись буквы "з" и "м", о них можно только догадываться. Поля состоят из девятнадцати рядов соломки. В двух местах соломинки порваны — сзади и спереди. Шляпа, как шляпа, со своими приметами, но Чижов хорошенько запомнил их.

Он был не только офицером-пограничником, но и филателистом, а коллекционирование марок развивает особую наблюдательность. Марки нужно не только покупать на почте, собирать у друзей и знакомых, выменивать у своего брата — филателиста, их нужно еще уметь классифицировать на серии, отличать по степени окраски, по мельчайшим деталям в изображениях, по черточкам и точечкам, которые незаметны обыкновенному смертному и многое говорят коллекционеру.

Николай Викторович Чижов был страстным филателистом. Он имел специальные каталоги и несколько десятков альбомов с двадцатью тысячами марок. Все свободное время он просиживал за наклеиванием их в альбомы, не видел в этом ничего зазорного и с улыбкой переносил ядовитые насмешки начальников, если им удавалось застать его за этим занятием.

Сидение за марками, кроме всего прочего, успокаивало нервы и помогало размышлять. Спрятав шляпу в сейф, Чижов вынул свои альбомы. За открытым окном звенели цикады, далеко внизу во мраке вздыхало и шевелилось море.

Вошел Зубрицкий. Весь день он провел на дорогах и перекрестках; сапоги его запылились, гимнастерка была темной от пота. Но держался он по-прежнему браво.

— Разрешите доложить, товарищ капитан?

— Докладывайте. Что нового? — Чижов отодвинул марки.

— Ничего существенного не замечено, товарищ капитан.

— Так… — Чижов снова принялся за марки, думая о сообщении лейтенанта.

— Разрешите быть откровенным, — продолжал Зубрицкий, распаляясь от одного вида марок, которые он презирал. — Не кажется ли вам, что мы напрасно затеяли весь этот аврал из-за какой-то шляпы? Я уверен, что завтра хозяин придет за ней, как пришел и тот Угольников за первой шляпой.

— Во-{тервых, не Угольников, а Наугольников, — спокойно сказал Чижов, наклеивая какую-то нарядную марку. — А во-вторых, если никто не придет?

— Значит, не очень она нужна хозяину!

Зубрицкий все еще стоял, напряженно вытянувшись, хотя давно бы мог сесть. Чижов посмотрел на него усталыми добрыми глазами.

— А вы садитесь, Станислав Борисович.

Зубрицкий присел — прямой, настороженный и непримиримый.

— Почему вы называете "авралом" самое элементарное выполнение требований пограничной инструкции?

— Инструкция — не мертвая буква, товарищ капитан. Она предусматривает действовать согласно обстановке. А тут дело не стоит и выеденного яйца!

— А не кажется ли вам, лейтенант, — возразил Чижов, — что шляпа появилась не случайно? Конечно, ее мог оставить кто-нибудь из отдыхающих. Ее мог позабыть гражданин в клетчатой рубашке, которого видел дворник. Ее могло выбросить волной из моря… Но ведь могли и преднамеренно оставить, — капитан еще долго и терпеливо излагал свои мысли, не забыв и про случай с одеждой, оставленной на берегу.

— Не знаю, — неуверенно проговорил Зубрицкий. — Не знаю… Но здесь, по-моему, другой случай.

Он уже не возражал капитану так воинственно, но и не очень-то поверил ему.

Наступил следующий день. Наблюдение и проверка документов по-прежнему не дали никаких результатов. Дворник больше не видел возле санатория гражданина в клетчатой рубашке. К дежурной сестре никто не обращался насчет потерянной шляпы. Никто не приходил за нею и на заставу.

Стояли те утренние часы, когда пограничники еще спят после ночной службы, а офицеры тоже отдыхают или готовятся к занятиям.

Чижов и Зубрицкий сидели в канцелярии, занимаясь каждый своим делом. Зубрицкий считал, что спорить с капитаном бесполезно, и хранил гордое молчание. Капитан всю ночь провел в нагромождении камней, на берегах глухих бухточек. Он полагал, что там самое уязвимое место на участке заставы. Туда не достигали лучи прожекторов, там легче высадиться незамеченным. Капитан спал мало, и сейчас у него побаливала голова.