Богдан Сушинский - Операция «Цитадель»

К тому же связь со вдовой эсэсовского офицера должна была, по замыслу генерала, показать немцам, насколько он надежен, насколько прочны его связи с немцами, с рейхом.

«А что, недурно! — подытожил Скорцени. — Хотелось бы, правда, знать, как этот роман с эсэсовской вдовой был воспринят соратниками Власова. Ведь далеко не все из них в восторге от фашистов-эсэсовцев, хотя и бредят единой и неделимой Россией без большевиков».

Тем временем Адель вела свою «партию» без какого-либо понуждения со стороны, на свой страх и риск. Бывает же! Даже для капитана Штрик-Штрикфельдта, делившего с Власовым приятные дни санаторного блаженства, ее привязанность к русскому генералу оказалась полной неожиданностью. Мать Адели и та была сражена Власовым и сама настаивала на их браке. Что ж, теще всегда виднее.

— Родль, — обратился Скорцени к адъютанту, когда тот, заслышав звонок, появился в кабинете. — Вам известно что-либо о семейных делах нашего мятежного генерала?

— Если вы имеете в виду женитьбу, — почти мгновенно отреагировал Родль, — то от знакомого гестаповца мне стало известно, что она состоялась на прошлой неделе.

Несколько мгновений Скорцени молча смотрел на адъютанта, держа пальцами уголок странички досье. Той, последней, странички, на которой, вместо какой-то бессмыслицы, вроде того, что Власов встретился с бывшим белым генералом Шкуро, — нашли событие! — должна была красоваться запись о браке Власова и фрау Биленберг.

— Стареете, Родль. Не сообщить о таком событии своему шефу! А затем не отправиться к генералу с букетом цветов от Скорцени! Немыслимые вещи! — саркастически улыбнулся штурмбаннфюрер. — Непозволительные вещи происходят в нашем с вами ведомстве.

— Но еще более немыслимо и непозволительно, что такое потрясающее событие не зафиксировано в «святом писании от генерала Власова», — довольно мрачновато заметил Родль, прекрасно понимая подтекст этой лихой бравады первого диверсанта империи, — которое вы сейчас держите в руках.

— Преступная оплошность.

— Но позволю себе заметить, что составление полнокровного досье на каждого генерала-перебежчика в функции стареющего адъютанта не входит.

— И это еще одна немыслимость, Родль. Досье генерала Власова мы вообще не должны выпускать из своих рук.

— Столь высоки акции этого русского?

— Мы не должны выпускать его даже во сне, Родль, — не слушал его Скорцени. — Даже во сне!

— Так оно и будет на самом деле, господин штурмбаннфюрер.

— Нет, вы не поняли меня, Родль. Я сказал, что к этому досье следует прикрепить специального сотрудника СД; буквально приковать его к досье Власова кандальными цепями. А если вдруг понадобится срочно сжечь эту папку, то сжигать следует вместе с прикованным сотрудником.

— Иначе тот не простит нам пренебрежения к его услугам, — согласился Родль, умеющий поддерживать самые мрачные шутки своего «шефа от имперской безопасности».

Лунное сияние просачивалось даже через плотные занавеси, и заливало комнату голубоватой мерцающей дымкой. Хотелось войти в нее и брести, как по охваченному туманом утреннему лугу.

…Генералу Власову вспомнилось, как однажды в лесу под Мясным Бором они с поварихой Марией Вороновой наткнулись в тумане на немецкую разведку. После конфликта, возникшего в его бродившей по волховским лесам группе, одни офицеры демонстративно покинули своего командующего, заявив, что вместе, большой группой, им не пробиться; другие молча, незаметно исчезали в последующие дни. И вот уже неделю, как они с поварихой бродили только вдвоем.

Немцев было много, в полном молчании они обтекали их то слева, то справа, причем некоторые тенями мертвецов проплывали в густом тумане, буквально в нескольких шагах от жиденького кустарника, в котором они с Марией даже не притаились, а попросту замерли от страха.

— Что это было? — почти без слов, беззвучно шевеля омертвевшими от страха губами, спросила Мария, как только последний немец протрещал веткой по окраине их островка.

— Можешь считать, что привидение, — так же беззвучно прошептал Власов.

Они все еще сидели на корточках, и женщина заметила, что генерал по-прежнему держит пистолет где-то на уровне плеча, стволом к себе, как бы полуподнесенным к виску.

Чуть позже Мария даже с горечью упрекнула его: «Ну да, вы бы стрельнули в себя — и на небеса! А что было бы со мной? Обо мне вы, конечно, не подумали».

— Но у меня в стволе один-единственный патрон, последний.