В. Арамилев - В дыму войны. Записки вольноопределяющегося. 1914-1917

После команды «смирно», как всегда, наступила полная тишина. И в этой тишине кто-то настойчиво спросил:

– А куда, позвольте узнать, идем, господин капитан?

– Пожар тушить, товарищи. – Дежурный офицер недоуменно пожимает плечами. Он не понимает, зачем спрашивают, когда всем ясна тревога.

Не спрашивая разрешения ротного, из рядов второй роты выходит на середину рядовой Саврасов. Подбегает к лежащей у склада порожней бочке и, взобравшись на нее, разряжается речью.

– Товарищи! Куда мы идем? Подумайте, товарищи!.. Пожар тушить, говорят. Хорошо, мы не прочь. Но что горит, нужно спросить?

– Известно что, объяснили уж! – несется реплика из первой роты.

Саврасов, упоенный собственным красноречием, не слышит.

– Фабрики горят. А чьи это фабрики? Буржуазные они аль нет?..

Получилась заминка. Стройные колонны, уже готовые к выходу за ворота, расстроились, расползлись. Стягиваются к бочке.

Кто-то из прапорщиков дергает Саврасова за полу шинели, стараясь стащить его с бочки.

– Правду говорит! – летит колкий возглас из глубины серых шинелей.

Ободренный Саврасов отталкивает прапорщика и снова, взмахнув руками, философствует:

– Дак почему же мы, товарищи, как сознательные и революционные войска пойдем защищать экономические интересы буржуазии? Почему, а? Ответьте мне, господа командиры, сделайте милость.

Горит, ну и пусть горит. Грабленное все, ворованное, на рабочей крови замешанное, а мы тушить идем!

Разве для того мы революционную присягу принимали, чтобы буржуев из огня спасать?

Патронный завод горит? Пусть горит!

Все патронные заводы зажечь надо. Сжечь все дотла – тогда и война закончится, иначе никак не кончишь: дураков расплодилось столько, что еще на три года хватит… Правильно я говорю, товарищи, иль нет?

Серые шинели ответили единым вздохом:

– Правильная!!!

Саврасова сначала слушали с улыбкой, отпускали остроты. Потом смолкли, серьезны стали. Молчали и офицеры.

У бочки импровизированный митинг вырос.

На бочку вылез фельдфебель Заболотный.

– Товарищи! Саврасов чепуху мелет! Фабрики буржуазные – верно. Но ведь мы собираемся передать всю власть советам и сделать эти фабрики народным достоянием. Это как? Что мы будем обращать в народное достояние, если все фабрики сгорят?

– Верна! – выдавливает десяток голосов.

Шум. Гам. Крик. Столпотворение.

– Тушить надо идти, чего там!

– Не ходите, братва! Пущай полыхает!

– Когда власть наша будет – тогда и тушить пойдем.

– Дурак!

– От дурака и слышу!

Один оратор сменял на трибуне другого. Митинговали до утра. А над городом трещали ракеты, полыхало пьяное зарево пожара.

В шесть часов утра очумелые от ругани и бессонницы послали делегата в большевистский комитет за советом. Постановили:

– Как скажут большевики – так и сделаем. Скажут: «Нужно тушить» – в огонь полезем. Скажут: «Не нужно» – пулеметами на пожар не выгонишь.

Нельзя оставаться между двух огней.

Я делаю выбор.

Иду с большевиками.

Еще несколько недель тому назад это казалось для меня невозможным.

Сегодня возможно.

Я не обольщаю себя никакими надеждами. Я знаю, что предстоит упорная и длительная борьба, изнурительпая работа, новые лишения. Все это знаю.

Знаю и то, что солдатская масса, скомплектованная из мужиков, сейчас же после заключения мира с Германией хлынет потоками по домам. Те, которые сегодня яростно защищают большевиков, завтра, получив «свое», уйдут в себя.

Война, вероятно, примет новый характер. Офицерство исподтишка поговаривает об организации «своих» батальонов смерти.

На развалинах старой армии большевики будут создавать новые рабочие революционные полки.

Я против войны. Я ненавижу войну со всеми ее ужасами, со всем ее безумием.

И именно поэтому я принимаю решение стать под знамена большевиков.

Большевистская революция – война войне. Это последняя война. Это единственная справедливая война.

Рабочий класс – по своей объективной роли в современном обществе – этичнее, справедливее и прогрессивнее всех остальных слоев населения. Современный рабочий в силу своего положения в производстве и в обществе абсолютно не заинтересован в империалистической войне. Мелкое крестьянство тоже не хочет войны, но оно распылено и не организовано.

Рабочий класс – единственный класс, который не только не хочет империалистической войны, но может активно противодействовать этой войне.