В. Арамилев - В дыму войны. Записки вольноопределяющегося. 1914-1917

Визжит под пулями начиненный огнем и железом воздух. Захватывает дух.

Железный ветер – ветер смерти – дыбит свалявшиеся на потных макушках пучки волос. Сметает, убаюкивает навсегда взвод за взводом.

Один за другим в муках и судорогах падают люди на влажную траву, вгрызаясь зубами в мягкую, дремлющую в весенней истоме землю.

Живые перескакивают через мертвых и бегут, оглашая ревом долину, с ружьями наперевес, с безумным огоньком в глазах.

И опять перемешались все звенья, взводы. Никто не слушает команды.

Методический клекот сотен пулеметов, работающих без перебоев, напоминает работу какой-то большой механической фабрики.

Огонь. Стихия. Хаос. Люди, обезумевшие перед лицом смерти.

Фельдфебель Табалюк, бегая по цепи, охрипшим от натуги голосом вопит:

– Патроны береги! Патроны!..

– Не фукай здря!

– Бей только по видимой цели! Могут отрезать от резервов – чем будем отстреливаться, анафимы!

– Пригнись к земле! Пригнись! Земля – она, матушка, не выдаст!

Согнувшись в три погибели и ныряя под пулями, бежит штабс-капитан Дымов. В правой руке поблескивает черный комок нагана.

Грозно кричит на фельдфебеля:

– Не ломай цепь, Табалюк, мать твою! Равнение держи! Почему оторвался от тринадцатой роты?

– Да рази ж их уровняешь под огнем, анафимов? Чистые бараны, вашесоко…

– Сам ты старая анафима!.. А это чьи люди?

– Тринадцатой роты, вашесоко…

– Что за бардель такой?

– Не могу знать, ваш…

– Где Тер-Петросян?

– Не могу знать, ваш…

Дымов куда-то испаряется.

Часть стрелков, «приспособленные к местности», уткнувшись головой в кочки, палят в белый свет. Штыки винтовок круто поставлены в небо.

Коршуном налетает на них Табалюк, колотит шашкой плашмя по спинам, по ногам, по бритым головам.

– Ах вы, анафимы, проклеты!.. Куды стреляете? В Илью-пророка? Переколю всех, едри ваши копалку!

Омытые потоком фельдфебельской ругани стрелки неохотно поднимаются и бегут вперед.

Цепи катятся, упорно наседая друг на друга и сливаясь, как волны во время прибоя.

И как волна, дробясь о подножие горки, разлетаясь в брызги, отскакивают обратно, истекая кровавой пеной. Лава огня и железа испепеляет кричащее людское месиво и выплевывает, как отработанный пар.

Лощина засерела жирными пятнами трупов. В речушке образовались заторы, мосты из мертвых и раненых. На ряду с мертвыми лезут в воду живые, торопясь ускользнуть от нависшей смерти.

Связь с флангами, которая перед наступлением была детально разработана, оборвалась. Ни телефонов, ни вестовых, ни адъютантов в этой долине смерти, куда твердая рука командующего армией загнала несколько полков.

Впереди невидимый противник, засевший в утробе неприступной горки.

Горка окутана колючкой, как плющем. Позади три линии пустых неприятельских окоп, которые зря громила в течение суток наша артиллерия, подготавливая нам атаку.

Смерть косила беспорядочно снующих в замкнутом пространстве людей. Роты тают, как воск на сковороде.

Кто-то надсадно, заглушая пулеметную трескотню, крикнул:

– Назад! Отступай, братцы!

Офицер или солдат?

Вопрос или приказание?

Э, да не все ли равно! Впереди явная смерть, позади, может быть, жизнь…

И серо-зеленые людские волны, редея, катятся бесшумно назад. Пьяные от возбуждения, от солнца и крови люди грозят кому-то кулаками, изрыгают проклятия, ныряют в окопы, в ходы сообщения, в ямы, куда не доходит горячий свинцовый дождь.

И чтобы легче бежать, бросают скатки шинелей, патронташи, сумки, ранцы, винтовки.

Только бы уйти самим…

Докатились до немецких окопов, что заняли два часа назад.

Вздохнули облегченно.

Еще немножко – и свои родные окопы. Там – отдых, покой, жизнь…

Но до своих окопов триста шагов.

О, эти триста шагов!

Как пробежать их, когда немецкая артиллерия открыла заградительный огонь и на протяжении этих трех сот шагов в вакхической пляске кружится смерть?! Как перешагнуть это поле, когда на каждом квадратном метре, взметая землю, рвутся гранаты?

А сзади, от горки, уже катятся стройные цепи противника, наседают на хвосты разбитых, истекающих кровью, деморализованных полков. Пулеметы строчат без промаха, без устали…

Испуганно и зло кто-то кричит:

– Кавалерия с фланга! Обходят!

Это явная нелепость.

Что может сделать кавалерия там, где окопы, рогатки, волчьи ямы, ходы сообщения?

Но почему-то никому в голову не приходит этот простой вопрос. Все во мгновенье ока поверили в кавалерию, которая «обходит с фланга», и стремительно ринулись сплошной массой через огневую завесу, через «мертвую зону» к своим окопам, где отдых, покой и жизнь… И огонь поглотил потерявших рассудок людей.