Леонид Зуров: Иван-да-марья

К середине 1930-х годов Бунин охладевает к Зурову. Здесь не место подробно говорить о причинах [1] История приезда Л. Ф. Зурова во Францию и его взаимоотношений с И. А. Буниным более подробно изложена в статьях «„Предчувствие мне подсказывает, что я недолгий гость“: Переписка И. А. Бунина и Г. Н. Кузнецовой с Л. Ф. Зуровым (1928–1929)» / Публикация И. Белобровцевой и Р. Дэвиса. Вступительная статья И. Белобровцевой. — И. А. Бунин. Новые материалы. Вып. I. М.: Русский путь, 2004. С. 232–284; «„Дорогой Еруслан“, „Дорогой Бова“, „Милый, милый Леня“: Переписка И. А. Бунина с Л. Ф. Зуровым. Часть II (1933–1953)» / Вступ. ст. И. Белобровцевой; Публикация И. Белобровцевой и Р. Дэвиса. — И. А. Бунин. Новые материалы. Вып. И. М.: Русский путь, 2010. С. 181–224. , но нельзя не сказать о том, что обстановка в семье Буниных накаляется, напряжение растет. Связи, которые соединяют четырех человек, живущих в одном доме, сложны, многовалентны: Бунин — и его жена, Вера Николаевна Бунина; Бунин и его последняя любовь Галина Николаевна Кузнецова, она же — его ученица; Бунин и Зуров, которого русские литературные круги Парижа воспринимают как ученика Бунина и который невольно оказался в положении приживала; В. Н. Бунина, лишенная радостей материнства, и Зуров, в котором она хочет видеть сына. Наконец, можно только догадываться, сколько горечи и отчаяния доставляют В. Н. Буниной отношения с Г. Кузнецовой.

Бунинский тяжелый характер, его вспыльчивость и несдержанность были хорошо известны многим, испытал их на себе и Зуров. Он рвался съехать, находил работу в Эстонии, в 1935 году несколько месяцев реставрировал звонницу Псково-Печорского монастыря, в 1937 и 1938 годах по поручению Музея человека в Париже вместе с Борисом Вильде ездил в Печорский край в этнографическую экспедицию. А вернувшись в Париж, начал обработку собранных материалов и не захотел ехать к Буниным в Грасс. Напрасны были призывы В. Н. Буниной, которая с трудом обходилась без него (5 марта 1939 г. она записала в дневник: «Письмо от Лени меня очень тронуло. Забота о моей душе, о моем внутреннем „я“. Он очень близок мне душевно. Он знает как никто, что для меня самое важное») — он чувствовал, что занимается важным делом, он был захвачен историей и культурой этого приграничного с Россией края, который еще совсем недавно был русским.

Кто знает, как сложилась бы судьба Зурова, не совпади сразу несколько бедствий: советизация Прибалтики, начало Второй мировой войны и — заболевание туберкулезом, которое потребовало длительного лечения в санатории. Оттуда в октябре 1940 года он приехал в Грасс. А куда было ему деваться — слабому, одинокому, почти не владеющему французским, без определенной профессии. Даже возвращение в Латвию было уже невозможным.

В годы войны в доме Буниных, на вилле «Жаннетт», собралось четверо «нахлебников», как именовал их хозяин, — «барышни», то есть Галина Кузнецова и Маргарита Степун, Зуров и Александр Бахрах. Жизнь на отрезанном, «свободном» юге Франции была очень далека от безмятежности. Поначалу Зурова и Бахраха едва не забрали в армию, по крайней мере, несколько ночей они провели в казармах. Потом обоих освободили по состоянию здоровья.

В материальном отношении вилла «Жаннетт» жила убого, судя по дневнику Веры Николаевны, бывали дни, когда без слез смотреть на их трапезы было невозможно. В январе 1941 года Бунин описывает встречу Нового года: «„Встречали“ Новый год: по кусочку колбаски, серо-сиреневой, мерзкой, блюдечко слюнявых грибков с луком, по два кусочка жареного, страшно жесткого мяса, немножко жареного картофеля <���…>, две бутылки красного вина и бутылка самого дешевого асти». Дальше — больше, то, что едят Бунины и живущие в их доме на второй год войны, называть едой можно, лишь обладая богатым воображением: «Второй день без завтрака — в городе решительно ничего нет! Обедали щами из верхних капустных листьев — вода и листья!» (Дневниковая запись от 4 марта 1942 г.)

Мировая катастрофа в этом «малом мире» обостряется убогим бытом, застарелыми болезнями и непреходящим раздражением, с каким Бунин воспринимает отношения Г. Кузнецовой и М. Степун. Но и Зуров, который в своем творчестве живет только Россией (Владимир Варшавский, автор термина и одноименной книги «Незамеченное поколение», посвященной молодым литераторам эмиграции первой волны, говорил, что к Зурову неприменимо определение писатель-эмигрант, потому что он так и остался в России), возбужден до крайности: с 1940 года Латвия, где живут единственные его родственники, для него отрезана, немецкая армия захватывает город за городом на его бывшей родине. Отчаяние, досада, безутешная тоска рождают стычки, ссоры, крики. Бунину легче: он все выплескивает в письмах друзьям. Зуров — интроверт, делиться ему не с кем. Единственный человек, который его понимает — Вера Николаевна, — и сама все видит и бесконечно от этого страдает.