Богдан Сушинский: Правитель страны Даурия

Подражание эсэсовцам в этом «Союзе» было делом заурядным. В свое время главком пытался пресечь этот «разгильдяйский манер», потребовать раз и навсегда… Но, поднаторевший на политике и геббельсовской пропаганде Родзаевский сумел умерить его командный пыл одной-единственной фразой: «Зато какое раздражение это вызывает сейчас у японских чинов! Диктовать нам, какую форму носить, они не могут, однако же и мириться с нашим пангерманизмом тоже не желают несмотря на то, что с германцам пребывают в союзниках».

И Нижегородский Фюрер был прав. Поначалу япошки зверели: возмущались, что содержащиеся на их средства белогвардейские офицеры – будущееий костяк военной администрации Страны Даурии, находящейся под протекцией «императора Великой Азии» – слишком демонстративно тянулись ко всему германскому или, в крайнем случае, предпочитали следовать традициям императорской армии России. Русские казаки с презрением, а то и насмешкой отвергали все японское: от военно-полевой формы одежды – нелепой и срамной, до японских винтовок – «непристреляных» и капризных, и потому слишком ненадежных. А также японские обычаи и традиции…

Но именно то, что в этих вопросах – хотя бы в этих – его казаки умудрились выстоять перед натиском квантунцев, как раз любо было их генерал-атаману. Причем Семёнов отлично понимал: наиболее стойкими по отношению и к просамурайской, и к прокоммунистической пропаганде являлись штурмовики Российского фашистского союза. Поэтому, при всем своем легкомысленном отношении лично к Фюреру Родзаевскому, эсэс-казакам его главком выказывал должное почтение.

– Я знал вашего отца, ротмистр.

– Он тоже вспоминал знакомство с вами, – сдержанно молвил Курбатов. – И с большим уважением относился.

– Хорошо, что ты произнес эти слова, энерал-казак. Именно такие порой и нужно произносить в наше гнусное предательское время, чтобы научиться верить и доверять… Нам нужно серьезно поговорить. О том, как жить, а значит, как воевать дальше.

– Да, надо бы поговорить, господин генерал-атаман, – с угрюмой твердостью согласился Курбатов, оценивающе осматривая собеседника, столь неожиданно переведшего беседу на сугубо гражданский тон.

– Только продолжим встречу в другой комнате, – поднялся Семёнов, кивком головы приглашая всех следовать за собой. – Здесь не совсем удобно и постоянно сквозит, – подозрительным взглядом обвел он свой кабинет. – К тому же воспоминания не терпят официальной обстановки.

«Неужели боится подслушивания? – удивился ротмистр. – Даже в своем доме?!»

В разведывательно-диверсионной школе ему приходилось слышать о неких хитроумных устройствах, появившихся у немцев и японцев, которые можно подсовывать в виде микрофонов, маскируя под какие-нибудь безделушки. Однако относился он к этим шпионским страстям с ироническим недоверием.

Все трое поднялись на второй этаж и вошли в уютную полукруглую комнатку. У одной из её стен стоял овальный столик, а перед ним, амфитеатром – широкий диван из темно-коричневой кожи. Здесь уже все было готово для беседы за стопкой рисовой водки. Призывно пахли бутерброды с балыком и окороком. Хозяин наполнил рюмки.

– За возрожденную Россию, господа! Где, в конечном итоге, не будут хозяйничать ни жидо-коммунисты, ни японский император, ни уж, конечно, фюрер Германии! При всем моем уважении к некоторым из них. Ура!

– Ура! – коротко, но зычно, поддержали генерала гости. Они выпили, молча закусили. Снова выпили. Дозы были небольшими: атаман понимал, что разговор должен быть серьезным, а значит, «натрезвую».

– Я не стану расспрашивать вас о подробностях рейда, ротмистр, – заговорил он вновь, когда рюмки коснулись стола. – Самые важные из них полковник уже изложил, а всей правды мы все равно так никогда и не узнаем. – Семёнов выжидающе уставился на Легионера: станет ли тот убеждать, что «ничего такого» во время этого рейда не происходило, или же заносчиво промолчит?

В ответ Курбатов лишь снисходительно улыбнулся своей грустновато-циничной улыбкой. «Глазом не моргнул, душа его эшафотная! – удивился атаман. – Хотя понимает: от ответа на мой вопрос зависит, станем мы ему впредь доверять или нет, позволим жить или сегодня же вздернем?».

– Меня интересует одно, – не стал устраивать ему допрос генерал, – готовы ли вы снова пойти в Россию? Не по приказу пойти, хотя приказ, ясное дело, тоже последует (без него в армии, да еще и в военное время, попросту нельзя), а как бы по собственной воле.