Василь Быков - Собрание военных повестей в одном томе

Они там что-то тревожно орали, еще несколько раз выстрелили в стену, но ей в истопке почти ничего не было слышно. Огонь все больше набирал пожирающую силу, по углам и на стенах трещало, свистело, гудело, вовсю пылали уже потолок, стены, кадки, разная хозяйственная рухлядь – все деревянное, ветхое и сухое. На нее нестерпимо веяло жаром и сыпались искры, очень припекало голову и ноги, кажется, уже загорались волосы на затылке, она уткнулась лицом в рукав ватника и медленно, мучительно задыхалась. Правда, она так и не знала, что с ней случится раньше – сгорит или задохнется в дыму, – и не могла понять, что теперь лучше. На некоторое время сознание ее затмилось, кажется, она забылась, потом вдруг очнулась и почувствовала, что на спине тлеет вата – горит телогрейка. Это уже был конец, и она не в лад со своим чувством подумала: почему же ее там, в яме, кто-нибудь не увидел с бомбой? Хотя бы кто-либо из местных – пастушок, мужик, женщина, – чтобы запомнить то место, оставить знак в памяти.

Между тем дышать становилось невозможно, она окончательно задыхалась, тлели волосы на голове, и удушливой вонью дымился ватник. Кажется, загорелись и рукава на локтях, которыми она в отчаянии закрывала лицо. И снова она неожиданно для себя подумала: а может, и лучше, если ее никто не увидел – ни хороший, ни злой человек – и никто ничего не узнает. Хорошему, может, и ни к чему, а эти пусть бесятся. Пусть думают, рыщут, ломают голову – где? И не спят ни ночью, ни днем, боятся до последнего своего издыхания.

Эта неожиданная мысль принесла успокоение и была последним проблеском истерзанного сознания перед окончательным забытьем, из которого она не вернулась.

Она уже не слышала, как, донятые огнем, выскочили из сеней полицаи, не видела, как занялась пламенем вся крыша хаты с истопкой и ветер мощно раздувал его, направляя в сторону хлева и пуньки, и как скоро огромное море огня с воем, треском и гулом забушевало по всей усадьбе, последовательно пожирая постройки, дрова, ближние к стенам деревья, изгородь, устилая двор пеплом и искрами.

Густые россыпи искр и горящие клочья соломы неслись в ночном дымном небе через овраг, к сосняку и дороге с ненавистным для нее мостом через болотистую речку Деревянку.

Пожар никто не тушил, и хутор горел беспрепятственно и долго, всю ночь, догорал на протяжении следующего дня, и полицаи никого не допускали к пожару, сами также держась в отдалении – опасались мощного взрыва бомбы.

Но бомба дожидалась своего часа.

Сердитый, злой ( итал .).

Сердитый, злой ( нем .).

Ты хороший, я хорошая ( нем .).

Немец-узник ( итало-нем .)

Ну как там бомба? ( нем. )

Cейчас ( нем. ).

Быстрей выносите! ( нем. )

Да, да ( итал .).

Немцев ( итал .).

Сельское хозяйство ( нем. ).

Трудиться ( итал .).

Все ( итал .).

Стой! ( итал .)

Господин пленный!.. Господин пленный! Не нужно пистолета! Эсэс!.. ( нем. )

Эсэс! Там эсэс! Облава! ( нем. )

Там! Там! Я желаю вам добра ( нем. ).

Ты не врешь? ( нем. )

О нет, нет! Я честный человек! ( нем. )

Ты кто? Почему здесь? ( нем. )

Я лесник. Там мой дом ( нем. ).

Кушать? ( нем. )

О да, да. Хлеб ( нем. ).

Да, да, человек. Хороший человек ( итал .).

Кушать ( итал .).

Кто такой? Кто бежал? ( нем. )

Только что. Я сам видел! ( нем. )

Вылезай! ( нем. )

Дай хлеба! Дай хлеба! Я донесу в гестапо. Дай хлеба! ( нем. )

Дай хлеба – не буду гестапо! Не дашь – гестапо! ( нем. )

Все, Иван! ( итал .)

Ты чудесный ( нем. ).

Буквально – расчеловечение, растление, составная часть фашистской идеологии.