Алексей Гребиняк - Мятежные крылья

И, разумеется, мы вместе бывали на аэродромах, где летали наши отцы. Это было так здорово — лежать в траве неподалеку от полосы, по которой разбегались для взлета самолеты, и наблюдать за их полетом. Вот он мчится по бетонке, — огромный, ревущий, пугающий, — и вдруг, оглушительно взревев, проносится над твоей головой, окатив тебя ветром от винтов, и уходит ввысь. Минута, другая — и он уже становится крохотным и едва слышным. Романтика!

Мы наизусть знали все марки самолетов, которые имелись на аэродромах, и по звуку отличали их друг от друга. Самолеты были американскими. Тогда почти все у нас было американское…

Я рос в те годы, когда Куба была формально независима, а в реальности являлась полуколонией США. Испанцы, открывшие остров в конце пятнадцатого века, владычествовали на нем четыреста с лишним лет. За это время благородные гранды и сеньоры успели сделать три свои обычные вещи: понастроить крепостей, истребить коренное население и ввезти из Африки негров для работы на плантациях. Революционеры не раз и не два поднимали восстания против испанцев, но все они были жестоко подавлены. В конце концов, кубинские патриоты все-таки добились своего — после очередной революции испанский премьер-министр пообещал предоставить Кубе автономность (до тех пор она считалась колонией со всеми вытекающими последствиями). Правда, репрессии продолжались. Тут-то янки, улучив удобный момент, и возмутились:

— Нельзя расстреливать мирных борцов за свободу!

— Это не ваше дело, — ответили испанцы.

— Тогда мы пришлем на Кубу свой корабль! — пригрозили американцы.

И прислали целый линкор. В первый же день по прибытии он взорвался прямо на рейде вместе со всеми своими пушками и бравыми моряками.

— Это все испанцы! — возопили на весь мир янки. — Это их ныряльщики взорвали наш корабль!!!

— Это не мы, — удивились испанцы.

Но в общем шуме возмущений их протест показался жалким писком. Хотя, конечно, дело там темное, и вряд ли испанцы утопили тот несчастный линкор, — зачем им лишние проблемы с могущественным соседом? Однако янки быстро сумели убедить весь мир, что виноваты благородные идальго, и этого оказалось достаточно, чтобы потребовать:

— Немедленно прекратите расстрелы и выдайте нам тех, кто взорвал корабль!

— Не лезьте в наши внутренние дела, — ответили испанцы. — А корабль мы не взрывали…

— Тогда — война!

…Она закончилась быстро. Американцы шутя расправились с испанским флотом, а потом добили сухопутные гарнизоны. Остров на долгие годы перешел под их власть. Согласно принятой в начале двадцатого века конституции, они могли контролировать морские порты, имели военные базы (в том числе в Гуантанамо), а также имели право в случае чего вводить на Кубу свои войска.

Со временем янки предпочли сократить прямое военное присутствие на острове, но вмешиваться в наши дела не прекратили. Поставив своих людей на ключевые политические посты, они продолжали держать ситуацию под контролем.

Как военный человек, отец должен был повиноваться приказам вышестоящих начальников. Но как патриот, он искренне негодовал от того бардака, что происходил в стране. А бардак был знатный… Богачи все богатели, а бедняки становились все беднее, многим из них это не нравилось — и потому в стране больше тридцати лет было неспокойно.

Под шумок янки делали бизнес. С удовольствием покупали сигары и сахар — а что, дешево, и везти недалеко… Строили на побережье отели, чтобы отдыхать на наших пляжах. И побаивались, что остров станет базой врагов. Ибо лететь с кубинских аэродромов до американского побережья было всего ничего — даже по меркам неторопливых тридцатых и ревущих сороковых. А уж когда настали реактивные пятидесятые — время это и вовсе сократилось до безобразия.

…Я до сих пор помню, как на моих глазах уводили в тюрьму крестьянина, не сумевшего расплатиться с землевладельцем за арендованный клочок земли. Тогда я мало что понимал — мне всего-то семь лет и было. За ним приехали из города четверо конных полицейских при оружии, арестовали, описали имущество — и увезли прочь. Когда его заталкивали в повозку, он обернулся к односельчанам, — и, клянусь, такого растерянного лица я не видел больше никогда. Помню, я еще быстро посмотрел на тех крестьян, кто сбежался посмотреть на арест. Одни смотрели сочувственно, другие — с явным злорадством.

— Быстрей давай! — прикрикнул на крестьянина полисмен. Парень залез в повозку и сел, ссутулившись, ни на кого не глядя. Его увезли, а в освободившуюся хижину землевладелец уже через несколько дней вселил других арендаторов.