Николай Никольский - НОЧЬ НА ДНЕПРЕ

Запыхавшись, прибежал Исаков, принес связку из четырех гранат.

— Товарищ лейтенант, вам не бросить, вы израненный, дозвольте мне, — взмолился он, встав перед ротным по стойке «смирно». — Жалко, если промахнетесь.

Белов подержал в руке увесистую связку, попытался поднять руку выше — не получилось.

— У старшины сколько связок?

— Одна осталась.

— Только одна? В таком случае — держи. Но смотри, брат… если промахнешься — на глаза не показывайся.

Исаков принял связку, как бесценный подарок, и сразу же метнулся влево, к выступу траншеи, куда направлялся второй танк.

Ротный проверил патроны в диске, приладился поудобней на бруствере. Левая нога нестерпимо ныла, он перенес всю тяжесть тела на правую и стиснул зубы, сдерживая острую, колющую боль. Он уже не подавал команды «Огонь». Патронов у бойцов было так мало, что каждый сам понимал, когда ему выгодней стрелять.

Первый танк, строча из пулеметов, уже подходил к траншее, левый край которой сильно выдавался вперед. Вплотную к нему жались пехотинцы. Белов хорошо видел их из своего окопа, но стрелять не решался — далеко все-таки.

Неожиданно ухнул оглушительный взрыв, танк завертелся на месте с перебитой гусеницей; из-за него брызнули во все стороны пехотинцы, подставляя себя под огонь дружно заговоривших автоматов.

«Молодец Сотников! — мысленно одобрил лейтенант. — Теперь бы Исаков не подвел».

Но второй танк, круто развернувшись, пошел в сторону от Исакова, направляясь к изгибу траншеи, где стоял лейтенант.

Маневр был проделан неожиданно, и Белов едва успел сесть на дно, как слева от него показалась бронированная, лязгающая траками махина, закрывшая небо. Тут же в траншею начали спрыгивать гитлеровские пехотинцы. Белов не считал, сколько их, он только увидел, что трое бегут в его сторону, и срезал их одной автоматной очередью. Основная группа вражеских пехотинцев побежала по траншее в другую сторону. Оттуда послышались выстрелы. Покрякивая от невыносимой боли в ногах, лейтенант пополз на выстрелы и вскоре увидел на дне траншеи странную, молчаливую возню. Два немецких солдата, изгибаясь, что-то тянули к себе, падали и, вскочив, опять тянули. Белов, привстав на колено, прицелился и нажал уж было спусковой крючок, но вовремя заметил: на земле лежит Крутиков и в обеих руках держит немецкие автоматы, которые фашисты никак не могут вырвать из его могучих рук. Боясь попасть в раненого сержанта, Белов прилег на дно траншеи и сделал два одиночных выстрела. Оба немца повалились возле сержанта.

Лейтенант попытался вскочить на ноги, чтобы броситься к Крутикову, но не смог. Где-то рядом послышался мощный взрыв и следом за ним — сильный рёв танкового мотора.

«Исаков… не промахнулся, видно… не пропала связка».

Несколько минут Белов лежал, ожидая, когда уймется боль. От огромного напряжения на теле выступила липкая испарина. Где-то вверху все еще метался раздирающий рев танка, но выстрелы в траншее затихли.

— Неужели отбили?

Подбежал Исаков.

— Товарищ лейтенант! Живы ли?

— Жив, дружище. — Ротному захотелось обнять бойца.

— Что на правом фланге? Отбили? С Крутиковым что?

— Со всеми, товарищ лейтенант, разделались. Мало, видать, у них силенки… Крутиков лежит в забытьи, ран новых не обнаружил. Старшину контузило, оглох. Один боец из пополнения убит. Двое ранены. Побегу перевязывать.

— Помоги встать.

— Лежали б вы, товарищ лейтенант.

— Не-ет. — Белов поднялся, превозмогая вновь вспыхнувшую боль. В траншее стояла мертвая тишина — рёв танка прекратился. — Сколько же нас осталось?

— Четверо здоровых, товарищ лейтенант. Поцарапаны, правда, я только совсем целый. Восемь раненых, но говорят, что могут еще…

— Да-a. Вот тебе и седьмая рота… Скажи сержанту Одинцову, пусть будет заместителем у старшины. За экипажами танков следить. У немцев, что здесь уложили, учесть все боеприпасы. Доложить потом мне.

Лейтенант привалился к стене траншеи. Заметно похолодало. Очертания предметов тонули в полутьме. Громады танков чернели, точно копны. Над плацдармом клубилось багровое зарево. По вспышкам выстрелов, по разрывам Белов понял, что линия фронта резко переместилась на северо-запад — очевидно, дивизия прорвала оборону и двинулась в направлении Днепропетровска.

«Дошла ли Вера до Мозуренко? Если дошла — подполковник не забудет про нас. А может, обстановка сложилась нескладно?.. Не до нас?.. Четверо здоровых, восемь раненых… И меня считает? Лишь бы ночью не пошли в атаку. А сколько же всех раненых? Жив ли парторг? Ох, как трещит голова… Охранение надо выставить… Днепропетровск… Будем держаться…»