Владимир Карпов: Не мечом единым

Иван Петрович распрямил затекшую спину и, пожав руку Дементьеву, вышел в коридор.

Громко стуча ногами, солдаты стали проходить мимо замполита, отдавая ему честь. Колыбельников зашел в ленинскую комнату. В ней никого не было; на столах вкривь и вкось лежали журналы и подшивки газет, стояли шахматные доски с незавершенными партиями: как застала команда выходить на построение, так бросили все на столах. В коридоре еще слышался торопливый бег. Замполит посмотрел на красочные стенды. Увидел хорошо разграфленную таблицу итогов соревнования и индивидуальных показателей в учебе. Подошел к ней. Отыскал фамилию Голубева и увидел в его графе длинный ряд хороших отметок, красиво написанных красным карандашом.

Высокие отметки не обрадовали, а еще больше озадачили замполита. Из практики он знал, да и вообще так считалось: отличником может быть человек с твердыми взглядами, честный и сознательный воин. С Голубевым получалось нечто другое. В том, что у парня мозги набекрень, Колыбельников не сомневался. Откуда же взялись эти высокие показатели? Захотелось побыстрее выяснить, что за человек этот Голубев, поговорить с ним, разгадать загадку. «Дождусь возвращения роты из столовой. Уж если я здесь, надо доводить дело до конца», — подумал Иван Петрович и стал прикидывать, с чего начать и как повести разговор. Голубев посложнее Дементьева: поэт, наверное, начитанный и на язык острый. Все в человеке — и хорошее, и плохое — имеет определенное происхождение. Оно возникало и оформлялось в семье, в школе, на улице, под влиянием старших или сверстников. Все это в человеке сложно перемешано, и не так–то просто разобраться и выявить, какой же из встреченных в жизни примеров выбрал сам человек как образец, во что он верит, к чему стремится, каким хочет быть. Все это, разумеется, прежде всего проявляется в деле, в конкретных поступках.

И вдруг Колыбельников почувствовал, что не готов к разговору с Голубевым. Плохо знает его как человека. Куда направить и как повести с ним беседу? Не будет же он читать Голубеву мораль или грозить наказанием. Поэт сам может предложить такие вопросы, что не сразу найдешься, что отвечать.

Колыбельников невесело усмехнулся: «Вот дожил: надо готовиться к беседе с рядовым солдатом!»

Дементьев, выбежав на построение, предполагал увидеть настороженные, тревожно ждущие глаза Голубева.

Однако Голубев явно не волновался, он шел к месту построения и весело рассказывал что–то смешное, наверное, анекдот. В строй Дементьев встал рядом с Голубевым, думал: все же спросит, как, мол, и что, но Юрий продолжал улыбаться, не обращая внимания на товарища.

После ужина, когда рота с песней вернулась к своей казарме и прапорщик дал команду «Разойдись!», Дементьев позвал Голубева:

— Юра, давай покурим, разговор есть, — и повел его в сторону от других, к спортгородку, куда никто сразу после ужина не пойдет.

— Какой разговор? — спросил Юра беспечно и просто, будто ожидал услышать предложение сходить вместе в кино.

— Ты что, забыл?

— Не тяни, Коля, ничего не помню.

— А вот замполит полка песни твои не забыл!

— Ну и что?

Беззаботность Голубева обижала, и Дементьев решил его припугнуть:

— Замполит полка разговаривал о тебе со мной!

— Ну и что?

— Вот я и хочу предупредить: скоро и тебя вызовет.

— Ну и пускай вызывает. — Юрий давно уже знал: в школе, в армии, всюду, где бы ни случалась с ним какая–нибудь неприятность, все завершается разговором. — Значит, будет вести душеспасительную беседу! Ох и не люблю я их, еще в школе и дома осточертели. Как начнется: вы должны да мы должны — тошно делается. Уж лучше бы наказал! Любят в наш век поучать! Как только на десяток лет старше, так обязательно учить начинает. У нас в школе химичка была — только из института вылупилась и тоже на меня рожки свои нацелила: «Голубев, потрудитесь выполнять домашние задания». Ну я ей и выдал: в учительской водой отпаивали. Сразу отбил охоту мораль читать.

— Сравнил школу и армию! Тут тебе рога свернут!

— Не темни, Коля, выкладывай, что майор решил, — спокойно сказал Юра.

— Чего мне темнить? Я тебе все сказал: решил он с тобой потолковать.

— Да пусть хоть майор, хоть генерал толкует! Что я сделал? Песни пел? Так это мое личное дело. Я ему такое скажу, — как химичка наша, заикаться станет! — Серые, обычно веселые глаза Юрия засветились холодным огоньком, губы растянулись в злой улыбочке — так улыбаются в приключенческих фильмах супермены.