Сергей Лойко - Аэропорт

— Киборг, — прошептал Алексей ему вслед и стал сразу смотреть, как он его снял.

В этот момент пробилась зона. И всем пошли сообщения и звонки. Даже у Алексея зазвонил телефон. Он, не глядя, резко схватил его. Это была не Ника. Это была Кэтлин.

— Hi, Alexei. How are you? Are you still inside the Airport? [184] — Алексей, привет. Как дела? Ты все еще в Аэропорту?

— Yes. [185] — Да.

— They say on the Russian news that the Airport has fallen. So it is not true, is it? [186] — В русских новостях сказали, что Аэропорт пал. Это, значит, неправда, да?

— No. [187] — Да.

— Are you doing OK? [188] — Ты в порядке?

— I am fine, thank you. Just can’t transmit photographs any more. No signal most of the time. [189] — Я да, спасибо. Только фото передавать больше не получается. Связи почти никогда нет.

— That’s OK. Right now we don’t need photographs, we need news. [190] — Это ничего. Прямо сейчас нам не фотографии нужны, а новости.

— The news of the day being that the Airport is still holding. [191] — Сегодняшняя новость в том, что Аэропорт все еще держится.

— Thank you so much. Everybody says the Ukrainian troops at the Airport have surrendered. [192] — Большое спасибо. А то все говорят, что украинские солдаты сдались.

— It’s a lie. [193] — Это неправда.

— Great. Could you do me a favor and describe the atmosphere inside the Airport. [194] — Замечательно. Не мог бы ты сделать одолжение и описать атмосферу в Аэропорту?

— It is jubilant. [195] — Праздничная.

— Ok. I see. Could I speak over your phone with one of the defenders if you could help me and translate what he would say? [196] — О’кей, понятно. Могла бы я поговорить сейчас с кем нибудь из защитников по телефону, а ты бы перевел, хорошо?

Тут орки пошли в новую атаку. Заработали автоматы и пулеметы.

— Listen, Cathlyn, why don’t you go fuck yourself? [197] — Послушай, Кэтлин. А не пошла бы ты на х...р? Алексей выключил телефон и продолжил снимать войну.

Война длилась минут пять. БК оставалось на час. Атаку отбили.

Потом была танковая атака. Танк утюжил багажное отделение минут пять. Потом все стихло. Держать большой периметр уже не было возможности. Подтащили два пулемета ближе к центру, собрали в терминале и на взлетке все ленты и цинки с БК, все, что можно было использовать для баррикады: вещмешки, железные балки, обломки стен, трупы товарищей. Все пошло в дело.

В строю оставалось шестеро, которые еще могли стоять, ходить, стрелять. Не считая Алексея. Еще трое могли стрелять сидя и лежа. Еще четверо были тяжело ранены. Остальные убиты или замурованы заживо в подвале или на нулевом этаже.

После танковой атаки наступила тишина, которую вдруг разрезал голос из громкоговорителя, доносящийся из оранжевого зала.

— Фашисты, парни, у вас только одын виход — сдаться, — голос с сильным кавказским акцентом показался Алексею знакомым. — Мы даем вам пят минут подумат, потом пойдем в атаку и будэм вас рэзать, как баранов.

Дальше — тишина.

Степан поднялся в центре зала с автоматом на изготовке и сказал по-русски так, чтобы все слышали:

— Как говорится, лучше стоя, чем на коленях. Кто еще может стоять?

Пятеро встали с ним рядом, образовав круг, спина к спине, автоматы и один ПКМ в руках. Раненые подползли к их ногам и тоже заняли позиции.

Алексей с восторгом и удивлением снимал все это и вдруг понял, что снимает не фото, а свое любимое кино, и что сейчас командир скажет: «Нас шестеро», а он скажет: «Нет, семеро». — «Но вы не мушкетер». — «Душой я мушкетер», — ответит он.

Раздастся его любимая музыка из «Трех мушкетеров» 61-го года: «Та-татата-та-та!». И они все вместе пойдут пить анжуйское.

Но никто ничего такого не сказал, а кино как будто поставили на паузу. Вдруг пауза закончилась и заиграла другая музыка. Это была народная украинская песня в исполнении Вакарчука «Ой, чий то кiнь стоiть...». На полной громкости, в тишине, она вылетала, словно из под ног, из разгрузки одного из убитых. Так звонил его телефон:

Стоящие и сидящие начали потихоньку подпевать, сначала тихо, невнятно и невпопад, потом уверенней, громче, а потом все хором, во весь голос, почти в унисон. Только Скерцо не подпевал, он достал свою флейту и подыгрывал.

Киборги стояли и пели, а американский москаль-фотограф снимал все это, не веря своим глазам. Это была и его любимая песня. Единственная украинская песня, которую он знал наизусть.