Михаил Домогацких - Последний штурм

Роджерс не случайно вспомнил то заседание, оно, можно сказать, все дни не давало ему покоя, потому что постоянно напоминало, какую сложную задачу поставил перед ним президент. Он обязан был настойчиво втолковывать мысль, заложенную в «гуамской доктрине»: готовиться к выводу американских войск из Вьетнама и в то же время призывать союзников активнее участвовать уже не только во вьетнамской войне, но и поддержать американское вторжение в Камбоджу. С другой стороны, — и это было самым трудным и неблагодарным делом — ему предстояло убедить, заставить поверить сайгонских лидеров в то, что сокращение американских дивизий, компенсированное техническим вооружением их армии, создаст лучшие условия для отражения атак Вьетконга. Роджерс понимал, что это будет то же, что говорить о веревке в доме повешенного. Или напоминать, что такая веревка маячит впереди.

После нелегких бесед со своими партнерами по переговорам из Австралии, Новой Зеландии, Южной Кореи, Таиланда Роджерс почувствовал облегчение, когда вечером собрались в резиденции посла Банкера вместе с командующим Абрамсом и несколькими генералами. Они сидели в гостиной, пили легкое вино или виски и неторопливо обсуждали создавшуюся во Вьетнаме ситуацию. Государственный секретарь не скрывал, что из-за новых настроений в мире, да и здесь, в Азии, каждые мало-мальски стоящие переговоры требуют колоссального напряжения. Они изматывают хуже самой тяжелой работы, — Роджерс энергично потер пальцами виски, показывая, что это не просто слова: начиная со второй половины дня голова у него постепенно наливалась тяжестью. Он уже принял две таблетки «Аспро», но в висках все еще чувствовалась тупая боль, отдающая куда-то в затылок.

— Откровенно говоря, — заметив состояние государственного секретаря, сказал посол, — мы это остро чувствуем. Работать становится труднее и сложнее. Не говоря уже о беседах с президентом Тхиеу, но и с другими лидерами приходится много затрачивать самых убедительных доводов, чтобы объяснить, почему мы поступаем так, а не иначе, доказывать, что давление, которое сказывается на нас во всем мире в связи с переговорами в Париже, ни в коем случае не затронет наших отношений и не приведет к тому, что, как сейчас многие здесь утверждают, мы возьмем свои бейсбольные доспехи и покинем поле боя, оставив его противнику.

— Но как бы вам ни было трудно, вы должны всячески укреплять уверенность у наших друзей, что мы их не оставим, — сказал Роджерс. — Иначе зачем мы ведем такую динамичную политику, если бы мы хотели их оставить один на один с Вьетконгом? Поэтому на любом уровне — вашем, посольском, или вашем, — Роджерс по очереди взглянул на руководителей особых служб, — с кем бы вы ни беседовали: с президентом, министром, генералом или чиновником, убеждайте их в искренности наших намерений, в нашей приверженности делу свободы этой страны.

— Мы делаем все возможное в этом направлении, — от имени всех сказал посол, — но это бывает порой чертовски трудно, господин государственный секретарь, поскольку, если говорить честно, мы ведь не знаем, во что в конце концов выльются переговоры в Париже. А вдруг мы пойдем на крайние уступки, согласимся на требования наших контрагентов? Как мы будем глядеть в глаза друзьям?

— Прежде всего, мы должны думать, как глядеть в глаза американскому народу, а потом уже обо всем остальном, — огорошил Роджерс посла. — Вы знаете, что происходит в Америке? Президент Никсон шел в Белый дом, обещая окончить вьетнамскую войну. Это дало ему мандат на правление, и это в значительной мере обеспечило ему успех на выборах. Прошло уже достаточно времени, и теперь настал срок, чтобы показать, что его обещание принести Америке успокоение — не предвыборная тактика, а стратегия внешней политики.

— Значит, — вопросительно взглянул посол на Роджерса, — мы можем даже согласиться на самые крайние пункты соглашения в Париже?

— Можем, — жестко сказал, будто отрубил, Роджерс. — Не сегодня, не завтра, но можем, надо исходить из худшего развития международной обстановки. Вьетнам стал нашей болевой точкой всюду, где бы мы ни присутствовали. И прежде всего, потому, что мы все еще не можем положить на стол переговоров в Париже ничего убедительного отсюда, из Вьетнама. Я имею в виду в военном плане. Были бы победы на поле боя, мы чувствовали бы себя увереннее за столом переговоров. Пока мы будем обороняться во Вьетнаме, до тех пор наши противники будут вести наступление в Париже. Чем вы, генерал Абрамс, можете порадовать американский народ в ближайшее время?