Юрий Виноградов - Хроника расстрелянных островов

Серебрянский отпрянул от амбразуры: взрыв вражеской гранаты жаром полыхнул ему в лицо. Второй взрыв, третий… Подождал несколько секунд, спрятавшись за стену, — тихо. Поглядел в амбразуру и увидел тени троих автоматчиков. Нажал на спусковой крючок: ручной пулемет задергался в его руках, больно ударив при отдаче в правое плечо. «Надо плотнее прижимать приклад к плечу, — вспомнил Серебрянский наставление по стрелковому делу. — Ведь сам учил пулеметчиков…»

Тени трех автоматчиков-скрылись в воронке от бомбы.

— Так-то вот! Знай наших! — громко произнес Серебрянский, подбадривая своих бойцов. — Нас просто так, за здорово живешь, не возьмешь! Правильно я говорю, братишки?

Ему не ответили.

— Что приуныли, други?

Из воронки снова поднялись тени автоматчиков. Слева и справа появились несколько гитлеровцев. В дзот полетели гранаты. Серебрянский нажал на спусковой крючок, намереваясь длинной очередью подкосить немцев, но пулемет не стрелял.

— Давай новый диск! — крикнул он, но ему никто не ответил. Неужели он один в живых остался в этом темном дзоте? Нет, кто-то сзади слабо стонет. Узнать бы, что с товарищем, да немцы приближаются к дзоту. Серебрянский снял диск с пулемета и поднял с пола новый. Диск оказался пустым. В темноте он торопливо перебирал диски, но все они были без патронов. Под руки попалась связка гранат — шесть штук. А что с ними делать? Через узкую амбразуру их не метнешь. Заденет за край, взорвется — и пропадешь ни за что. Поглядел в амбразуру: немцы нерешительно, с опаской приближались к дзоту. «Сейчас бросят мне под ноги гранату — и могила, — тоскливо подумал Серебрянский. — Только не сдаться живым, ни за что…»

Он повесил связку гранат на плечо, взял одну из них в правую руку и вытянул предохранительную чеку. Теперь остается лишь разжать пальцы — и последует взрыв. «А они? — вдруг пронзила его мысль. — Они останутся? Останутся целехоньки…» Это было обидно и просто невозможно! Нет, он не чувствовал страха перед смертью. Но все, что отняли у него эти двуногие звери, все, что заставили они пережить его, Серебрянского, и его погибших друзей, все, что наполняло его такой ненавистью, привело к одному-единственному решению… Он толкнул ногой дверь и вышел из дзота. В глаза ударил мерцающий свет падающей где-то белой ракеты. Метрах в тридцати от себя он увидел группу немецких автоматчике». Обернулся — и сзади немцы. На секунду растерялся: куда, податься? Увидел свежевырытую землю, к которой медленно приближались гитлеровцы. Серебрянский шагнул им навстречу, словно ощущая этот едва заметный бугорок; под ним лежал его погибший друг старший сержант Рахманов.

Над головой повисли две ракеты, стало светло как днем. Серебрянский подошел к могиле друга, остановился, поджидая немцев.

— Подходите-подходите… не бойтесь. Я же один, а вас вон сколько! — крикнул он гитлеровцам… — Не дрейфьте! Чего там, поделимся по-флотски…

Однако немцы, заметив связку гранат, перекинутую через плечо краснофлотца, оторопело остановились, а потом бросились назад, сминая друг друга. Один из автоматчиков споткнулся о корни вывороченного бомбой куста и с воплем полетел на землю!

— Куда же вы, гады?! Стойте!

Сейчас Серебрянский хотел только одного — не дать им уйти. И вдруг сзади раздалась автоматная очередь. Он почувствовал, как его правую руку словно обожгло. Еще мгновение — и пальцы, сжимавшие гранату, безвольно разжались…

Это был последний взрыв над 44-й береговой батареей. В соседних хуторах перепуганные эстонцы ждали продолжения боя, но остаток ночи прошел без единого выстрела.

Утром Вилли Померанц пришел на батарею. Казарм и камбуза уже не было, вместо них дымились обгоревшие кучи развалин. Увидел возле наполовину срубленной снарядом сосенки оставленный вчера топор, поднял его.

Старый рыбак пошел на огневую позицию. Первым на пути попался полуразрушенный дот, внутри которого ему пришлось по указанию старшины батареи строить нары. Он свернул со вспаханной взрывами тропы и увидел лежащего в воронке краснофлотца, наполовину засыпанного землей. Наклонился к нему — в груди перехватило дыхание. Это же Дуров! Голова его была неловко повернута, волосы, спекшиеся от крови, упали на лицо…

В доте Вилли Померанц нашел кока Пустынникова.

Он привес с хутора лопату и вырыл на пригорке глубокую могилу. Долго сидел старый рыбак у свежего холмика, глядя с тоской на пепельную поверхность пролива Соэла-Вяйн…