– Виднее! – буркнул Гонта.
Топорков уложил карту в планшетку.
– Ну все. Гонта, возьмите пулемет и выберите позицию над рекой.
– Так, – крякнул тот, пряча глаза под брови. И не спеша, вразвалочку, как волжский крючник, пошел к телегам. Взвалил на широкую спину свой МГ, окликнул Берковича и Левушкина и зашагал к кустарнику.
Гонта установил пулемет над излучиной реки дулом к дороге. Беркович помог заправить ленту.
– Это правда, что ты до войны знал майора? – спросил Гонта.
– Так точно! Стригся лично у меня…
– Ну и что за мужик?
– Толковый, культурный командир. Стригся под ежик. Одеколон предпочитал «Северное сияние»…
Гонта с сожалением посмотрел на парикмахера:
– Так, так… «Северное сияние»… Подробная характеристика.
И вдруг он насторожился, замер. Издалека сюда докатился веселый треск.
Степан подогнал первую подводу к воде. Но лошади попятились, вскидывая головы и бешено кося глазами.
– Н-но, Маруська, Фердинанд, но! – ревел Степан.
Но лошади не шли.
– Щас, товарищ майор, щас! – засуетился Степан. – Боятся, черти, холодной воды… и топко… Я своих бомбовозов погоню. Они кони трофейные, дисциплину понимают. Пускай первыми…
По кирпично-красному лицу ездового вместе с потом струилось вдохновение.
Трофейные короткохвостые битюги мрачно и обреченно потащили в воду тяжелую телегу.
Далекое тарахтение мотоциклов донеслось и до стоящих на берегу Топоркова и Миронова.
– Ну, Зойка, Герман!.. Ну!.. – подбадривал коней Степан.
Колеса по ступицы вошли в воду и остановились, завязли.
– Ну, еще чуть-чуть!.. Ну, еще малость!..
Кони хрипели, буграми вздулись под кожей мускулы – тяжелая телега не двигалась с места.
Топорков ступил в воду, но его опередил Миронов. Утопая в вязком иле, падая и захлебываясь, он подхватил лошадей под уздцы и потянул вперед.
– А ну взяли!.. Ну быстрей!..
И вот уже будто дюжина бондарей зачастила молотками по пустым бочкам. Загремел весь лес.
Серой пылью обдало лица Гонты и Берковича. Краска со щек ушла, а глаза запали, стали щелочками.
Шесть мотоциклистов один за другим промчались по дороге в грохоте и гари. В колясках, прыгающих по бугоркам, сидели пулеметчики. А водители, в глубоких тевтонских касках, из-под которых виднелись стекла очков да клинья подбородков, в перчатках с раструбами, держались за прямые палки рулей так осатанело, как будто те готовы были вырваться и умчаться в лес отдельно от колес и седоков.
От дороги до края обрыва было метров пятнадцать. И эта узкая, поросшая рыжим папоротником полоска земли укрывала за собой партизанскую переправу.
Мотоциклисты унеслись, а на поляне осталось сизое облачко выхлопной гари.
Гонта вытер лицо рукавом куртки, и кожаный рукав глянцевито заблестел, словно от выпавшей росы.
Левушкин же, который сидел в густых рыжих космах папоротника неподалеку от дороги, закурил. После этого стал деловито раскладывать по карманам лимонки, гревшиеся на песочке, как черепашьи яйца.
Когда все перебрались на другой берег. Гонта догнал майора, сипло, задыхаясь, сказал:
– Если б немцы нас застукали, последняя пуля в пулемете была б твоя.
– Ну что ж… Спасибо на откровенном слове, – ответил Топорков.
4
Обоз стоял в приречном лесу среди ивняка, который еще не сбросил листву и укрывал партизан надежно и плотно. Туман сочился сквозь ветви. Партизаны кутались кто во что горазд. На ветвях висели гимнастерки, брюки, кителя. Галина, накрывшись грубой рогожкой, лежала на телеге.
Лошади безучастно жевали, опустив морды в подвешенные к сбруе торбы.
Андреев – бороденка на сторону – спросил у окоченевшего Топоркова:
– Вечер к туману пошел, товарищ командир. Разрешите?
Майор кивнул.
– Огонь – это все для человека, – бормотал Андреев, выдувая огонек с помощью своей увесистой «катюши». Искры, как злые мухи, носились у его бородки. – Сытому да обогретому и воевать легче.
Легкое пламя затрепетало в окопчике – и тотчас же все потянулись к костру.
– Ловко ты, дед, – похвалил Андреева Миронов.
– Дело-то знакомое. Я ведь свою жизнь в лесничестве отработал, объездчиком – где ночь застала, там и дом… – Андреев оглядел всех ласковыми, слезящимися от дыма глазами. – Вот… И ревматизм не будет меня мучить. Уж больно невоенная болезнь! Стыдно даже за свой организм…
– Организм! – заметил маленький сутулый Беркович, колесом согнувшийся под своей трофейной офицерской шинелью. – Да я бы свой дом променял на ваш организм, такой у вас организм!
Читать дальше