Борис Цеханович - Рейд Дилетантов

Загорский задумчиво покрутил головой: – Будут, я ещё подумаю, какие вопросы нам смогут задать.

Следующие два часа прошли в напряжённом ожидании какого-либо изменения в сложившейся обстановке. От пограничного поста пару раз приходили доклады, что там начальство разъехалось и идёт рутинная работа следственных органов.

А ещё через час в комнату, где сидели Сысков и Загорский, прибежал взволнованный полковник и с порога огорошил неожиданным известием: – Ваши приехали…. Там…, у шлагбаума….

Генерал с майором, ошарашенные таким известием, переглянулись, прочитав в глазах друг друга один и тот же вопрос: – Как так? Они же в Гондурасе должны быть….

Но выскочив к шлагбауму на въезде на базу, у них немного отлегло от сердца. Перед полосатым, средней толщины бревном, стоял джип с открытым верхом, с работающим двигателем и с символикой пограничной службы Никарагуа. За рулем сидел хмурый Поташников с перевязанной в виде высокого тюрбана окровавленным бинтом головой, а в небольшом кузове, под куском брезента виднелись очертания двух тел.

– Запускай, чего тут держите, – нервно крикнул генерал и солдат-кубинец, глянув на кивнувшего полковника, поднял шлагбаум. Джип заехал на территорию базы и, проехав по кругу, остановился у крыльца, куда выходили двери комнаты атташе.

– Пятеро…, их осталось пятеро. Что они сумеют сделать впятером? – Примерно такой круг вопросов крутился в головах офицеров, пока они скорым шагом шли к машине. Поташников вылез из машины и откинул брезент, где глазам Сыскова и Загорского открылись, залитые кровью тела майоров Алёхина и Кривова. У Алёхина перерубленное наполовину горло зияло большой кровавой раной с ровными краями. А Кривов, судя по многочисленным, кровавым бинтам в самых неожиданных местах, тот был весь изрублен и так сразу даже было невозможно сказать – десять или двадцать присутствовало рубленных ран. Видать, он защищался руками от последних ударов: на правой руке отсутствовало четыре пальца, а на левой лишь половина ладони также обмотана бинтом.

– Алёхин сразу нарвался на удар и… сразу, – Поташников удручённо махнул рукой и болезненно скривился, невольно дотронувшись рукой до раны на своей голове, – а Кривов, тот одного прикладом в голову вальнул, а второй наскочил на него со спины и рубанул мачеткой, тот упал и второй пошёл его полосовать…. Мы его дотащили до погран поста, он ещё живой был и умер, час тому назад. Чёрт, не успел его довезти.

Поташников виновато опустил голову. Сысков ободряюще похлопал Поташникова по плечу: – Ладно, ладно, пошли к нам, там и расскажешь что и как. Загорский повёл Поташникова в комнату, а Сысков остался на улице, поджидая полковника.

– Мы сейчас с ним сами поговорим, а потом до тебя доведём всё. Дай пока команду своим, пусть с моими погибшими разберутся…. И машину спрячут.

В комнате Загорский щедро налил виски в стакан и, Поташников выпив крепкое спиртное как воду, вытер грязным рукавом губы. Лишь потом полез вилкой в банку с тушёнкой, жадно закусывая, а когда зашёл генерал ему только и оставалось затянуться сигаретой и начать рассказ.

– Мы только спустились с холма, где ночевали. Прошли по склону метров триста – четыреста и на нас напали. Кто это были непонятно. То ли контрас нас пасли, то ли контрабандисты, но их было десять человек. Я шёл в середине, считая, что это самое безопасное место, а вот у Скачкова наоборот – самое опасное. А они пропустили Скачкова, Бызова и Свиридова, которые шли за Валерой и напали именно на середину. Где были я, Алёхин и Кривов. Снегирёв и Цветком в этот момент чего-то отстали и их не было видно….

….– Чёрт, прошли-то минут пятнадцать, а я уже мокрый как мышь, – Поташников машинально вытер рукавом мокрое от пота лицо и слегка подбросил, поправляя вещмешок на спине, и снова уткнулся взглядом в такую же мокрую от пота спину Свиридова шедшего впереди. За ним виднелся Бызов, а самый первый Скачков, который в это время прорубал в густом и колючем кустарнике брешь. Движение из-за этого замедлилось и немного растянувшиеся колонна стала сокращаться. В этот-то момент и напали. Без выстрелов и криков. Молча, только отчаянный хруст и треск растительности отметил бросок нападавших, а потом уже и крики, мат, предостерегающий, удивлённый, схлестнувшихся в схватке. Поташников, вот к такой – внезапной, стремительной схватке готов не был. Ему бы секунд двадцать, да ещё бы кто-нибудь решительно подал команду на отражение – тогда да, тогда драться можно. А вот так: только что было всё мирно, а через секунду тебя уже убивают… И убивают, не из огнестрельного оружия, а по варварски, стремительно размахивая острыми мачетками, отчего Поташников растерялся, просто застыв столбом посередине папоротниковидных растений. Наверно это его и спасло. Он превратился в баобаб, растущий здесь уже тысячу лет, в безобидный безмозглый папоротник, стелющийся по земле, в лианы, бессмысленно свисающие с веток тропических деревьев. Он не испугался, а просто растерялся и сейчас смотрел на всю эту бойню, развернувшуюся перед его широко распахнутыми глазами. Алёхин тоже растерялся, но растерянность его вылилась в серию мелких, рваных, инстинктивных движений и он незащищённым горлом прямо наткнулся на острую мачетку, заканчивающую своё круговое смертоносное движение. Хрясььььь…. – тугая струя крови пронеслась мимо нападавшего и густо залила широкие и лёгкие листья папоротника, пригнув их к земле. А из перерубленного горла уже летели обильные брызги и в ране лопались кровавые пузыри. Даже напавший замер, с изумлением глядя, как из большого, молодого и сильного тела, вместе с кровью, брызгами и страшным сипом перерубленной гортани, стремительно уходила жизнь. И Поташников, несмотря на то что он был и так мокрый от пота, выдавил из себя оставшуюся ещё жидкость, поняв, что сип, рвущийся из открытой глотки – это крик боли, ужаса и понимания смерти. Алёхин рухнул в траву, как будто из него выдернули металлический стержень. Рухнул уже мёртвый, а взгляд Поташникова встретился со взглядом тоже впавшего на мгновение в ступор худющего и небольшого роста бандита. И они бросились друг на друга. Бандюган стремительно и ловко махнул мачеткой на неуклюжего и крупного противника и это было бы последнее, что в своей жизни увидел майор. Но он банально запнулся о какую-то корягу на земле и мачетка со свистом пронеслась над головой падающего, а Поташников с силой врезался головой в живот шустрого нападавшего и легко завалил его в траву. Автомат давно куда-то выпал из рук и Андрей Иванович полз по поверженному противнику, впитывая и вбирая в себя все его кислые и вонючие запахи такого же потного и грязного тела. Тянулся руками к горлу, а тот неистово бился под ним, задавленный тяжестью противника. Руки сомкнулись на худом и тонком горле, захрустели хрящи и тело забилось ещё сильнее, а Поташников всё сильнее и сильнее сдавливал пальцы и так уже раздавленного горла с торжеством победителя, глядя на побелевшие и выкатывающиеся из орбит глаза. Всё, он не жилец… Поташников резво вскочил на ноги и мигом огляделся. Скачков, Свиридов и Бызов встали спиной к спине и успешно отбивались от наскакивающих бандитов. Двое, безжизненными куклами, уже лежали у них под ногами, а трое, в неудержимом запале, продолжали бросаться вперёд. Резко развернулся обратно и успел увернуться от нового удара и упал, сразу как-то так нащупав под рукой автомат. Отбил звенящим ударом мачетку, подставив ствол автомата, перевернулся в бок и вскочил, снова увернувшись от разящего удара. И сам, развернувшись, с силой опустил автомат на голову бандита. С металлическим лязгом отлетела погнутая крышка ствольной коробки, а попавший под удар послушно рухнул в траву без сознания. И в это время на поле схватки ворвались отставшие капитаны, которые и решили исход боя. Они сразу же замолотили автоматами, как дубинками, двоих бандитов, в азарте рубивших уже почти не шевелившегося Кривова, и кинулись со спины на осаждавших головную группу. Всё было кончено в минуту и Поташников со стоном опустился на землю, с удивлением рассматривая кровь, залившую ему левое плечо и руку. Он отрешённо смотрел, как остальные добивали ударами прикладов ещё шевелившихся противников, вдруг почувствовав сильную боль в голове.