Леонид Колосов - Незнакомец в черной сутане

«Падре Стефано, мне доложили, что вас видели в штатском, гуляющим по городу».

«Ваше преосвященство, видимо, произошла ошибка».

«Я охотно верю в это, — с нажимом сказал кардинал. — Но будьте осторожны, дитя мое. Я же буду молиться за вас…»

А чего сейчас хотел от него этот непонятный старец в красной кардинальской шапочке? Кардинал между тем молчал, испытующе глядя в глаза Стефану, ожидая ответа на свой вопрос.

— О преосвященство, я хотел почитать в своей келье.

— Сие похвально, сын мой. А не могли бы вы уделить несколько минут для разговора со мной?

— Я к вашим услугам, отец мой!

Они вновь вернулись в вестибюль, чтобы пройти в учебную часть «института».

Неожиданно с шумом распахнулась парадная дверь, и с улицы вошли трое: человек в штатском и двое солдат с автоматами на шее.

— Просим извинения, святой отец! Нам необходимо видеть послушника по имени падре Стефано. Вот разрешение военной комендатуры. — Штатский протянул настоятелю бумагу с орлом и свастикой.

«На улицу я выскочить не могу, — лихорадочно работала мысль у Стефана, — автоматная очередь — и конец. Бежать по лестнице в помещение — все равно что сунуть голову в капкан. Что делать?!»

Кардинал, щуря подслеповатые глаза, медленно читал бумагу из комендатуры. Потом поднял глаза на Стефана, спросил скрипучим голосом:

— Сын мой, вы не видели падре Стефано?

Сердце застучало быстро-быстро… Лишь бы не выдать волнения:

— Но-моему, он у себя…

— По коридору направо, восьмая келья.

Штатский и двое солдат почти бегом бросились в указанном направлении. Отец Каллистро повернулся спиной к Стефану и, не произнеся больше ни слова, тихо пошел прочь, по-старчески шаркая ногами. Путь на улицу для Стефана был свободен.

Через два часа он сидел в кабинете азиатского консула и рассказывал Серебрякову о своих приключениях.

Тот слушал не перебивая, с каким-то застывшим, мрачным лицом. «Что-то не в духе сегодня наш мажордом», — подумал Стефан…

— Да, тебе больше нельзя показываться в «Руссикуме». И монашескую рясу придется забыть. Будешь пока жить здесь, на вилле, а в город выходить через подземный ход.

Серебряков встал, походил по комнате, потом приблизился к Стефану, положил руку на плечо.

— Ты ничего не знаешь, Стефан?

— Нет, а что?

— Несчастье не выбирает двери, в которую стучится. Вчера расстреляли Люду… Отто Хенке расстрелял ее собственноручно… У нас в комендатуре уборщица, она видела из окна все… Южина держалась молодцом… Ты… я понимаю, Стефан, тебе очень тяжело, ты посиди один, я выйду.

— Нет, не уходи. Дай мне рюмку коньяка.

— Хорошо. Ты пей, если от этого станет легче, пей.

— Когда ее хоронят?

— Завтра утром на кладбище Тестаччио.

— Я пойду.

— Ни в коем случае! Это наверняка ловушка, Стефан. Гитлеровцы никому не отдавали трупов расстрелянных. Ты не можешь рисковать собой и тем заданием, которое ты взял на себя. Ведь завтра банкет в комендатуре?

— Да, завтра вечером.

— Ты выдержишь?

— Не знаю…

— Стефан, возьми себя в руки. Если ты не сможешь держаться, лучше не ходи. Майора Хенке уберут без тебя.

— Нет, я пойду. И майора Хенке уберу я, только я…

В празднично убранном зале немецкой комендатуры уже были произнесены все официальные тосты за здоровье гестаповского фюрера Гиммлера, за «доблесть» германского оружия, за коменданта Рима и его ближайших сподвижников. В зале стоял невообразимый шум, какой бывает всегда, если все сразу начинают рассказывать «самые интересные истории»… Впрочем, говорили не все. Подполковник, вернее, уже полковник Эрих Капплер (его «подвиг» в Ардеатинских пещерах был оценен самим Адольфом Гитлером), бледный от выпитого, сидел, подперев голову кулаками, над грязной тарелкой и с блаженной улыбкой на губах сиплым голосом тянул нудную баварскую песню. Его помощник, майор Петер Кох, сидевший рядом со своим «другом» Брюкке («падре Стефано») на дальнем конце стола, жаловался на свою судьбу:

— Собачья жизнь, скажу я тебе, друг Брюкке. Работаешь, как римский раб, и никакой благодарности. Слышишь ты, ни-ка-кой!

Кох стукнул кулаком по столу, подпрыгнули рюмки, упала, задребезжав, на пол вилка.

— Вот видишь, женщина должна прийти. Так говорит старинная примета. Только черта с два она придет… Ха-ха-ха, Брюкке, она не придет, потому что ее отправили на тот свет.

— Какая женщина? — вяло спросил Брюкке.

— А, ты ведь не знаешь! Захватывающая история, я тебе скажу… Только никому ни гу-гу, договорились? Партизанку сцапали, понимаешь? Причем, я лично проводил всю операцию. Взяли ее под белые руки без шума, с прокламацией и пистолетом в ридикюле… Кстати, пистолетом нашего отечественного производства… А потом эта гестаповская сволочь майор Хенке отстранил меня от дела и все заслуги приписал себе! Ему железный крест, а мне — шиш!