Мюнше, конечно бы, переводом в охранные части не отделался: непозволительная роскошь для паникера в условиях военного времени. Но заседанию военно-полевого суда предшествовали медкомиссия и почти двухмесячное пребывание в психушке – отделении для помешанных госпиталя СС. Заключение докторов и спасло Отто жизнь: дескать, произошел в ходе боя у бравого танкиста сильный психический срыв. Хвала небесам, что признали вменяемым! А то вместо военно-полевого суда оказался бы Отто в концлагере для идиотов, среди скопища неполноценных, оскорбляющих своим присутствием на земле новый арийский порядок. Вменяемым признали с трудом. Да и то только потому, что он, Отто Мюнше, в свое время прошел обязательную для эсэсманов антропологическую проверку: стопроцентный рейхдойче! Генофонд арийской нации!
Генофонд… Под минувшее Рождество – Мюнше криво и горько усмехается – его служебная карьера даже пошла вверх: повысили в должности – перевели заместителем коменданта постоянного лагеря сюда, под Остбург.
Отто хмыкает уже вслух. Какая-то тупоголовая скотина из чинуш ВФХА – Главного административно-хозяйственного управления СС – или из умников Имперского министерства восточных оккупированных территорий не нашла лучшего названия для этого невзрачного городишки, носившего при большевиках имя какого-то их бонзы. Хотя… Остбург все-таки проще, чем это большевистское Кал-ин-нин-ск… Язык сломать можно от проклятых красно-еврейских названий. Свинское отродье! Из-за него он, Отто Мюнше, добровольно записавшийся на службу в октябре 1939 года в первую из сформированных дивизий усиления СС, ныне прозябает среди бараков и заборов, обвитых колючей проволокой.
Именно прозябает. Потому как ничем особенным от всего этого вонючего сброда разжиться так пока и не удалось. Полтора десятка скромненьких обручальных колец и дюжина дешевых наручных часов да пара медальонов, из которых Мюнше с омерзением выковырял клочки волос и фотокарточки со славянскими физиономиями. Хотя… Большинство самок выглядят довольно миловидно. Дикарки-славянки, увы, гораздо смазливее, чем доморощенные медхен и даже хваленые француженки. Это Отто знает точно – повидал. Но – зверьки! Добиться благосклонности невозможно. Только силой. Что за дикая страна?! Дикая и ледяная!
Вторую зиму мерзнет от жгучих славянских морозов Отто. Ему постоянно зябко даже у докрасна натопленного сборного чугунного обогревателя – последнего изобретения тыловых крыс. Впрочем, чего могут изобрести крысы?! Красть и тащить – в этом горазды. Красть и тащить… Вот и печка – Мюнше угрюмо уставился на порыжелые, покрытые окалиной бока обогревателя – русская. Как это?.. «Бур-жуй-ка»! А тыловые крысы выдают ее за чудо немецкой инженерной мысли! Такое же «чудо», как новый, непобедимый танк панцер-ваффен рейха Т-V, сорокапятитонная «Пантера»! Слямзили, умники, с трофейных русских танков и форму корпуса, и компоновку. Новый… Оказывается, у русских еще до Восточной кампании уже был их проклятый Т-34!
Мюнше вспомнил, как под Смоленском, после одного из кошмарных боев, они наконец-то смогли воочию увидеть эту машину. Изуродованную и обгорелую. Но и в таком виде русский танк поражал своей рациональной простотой, скосами брони, что, как правило, при ударе снаряда давало спасительный рикошет. Если не получалось сразу перебить стремительному русскому танку гусеницу или подкараулить его борт, – при этом еще надо было умудриться загнать снаряд меж гусеничными катками, – пиши пропало! Сметет любое противотанковое орудие, а уж если первой ударит русская танковая пушка… Любое хваленое крупповское чудище – готовый жестяной саркофаг для экипажа, хоть ты там его из самих Нибелунгов комплектуй!.. Мюнше слышал краем уха, что конструкторы фюрера создали новый танк с более мощной броней и орудием увеличенного калибра, которое может поспорить с русской танковой пушкой на большой дистанции… Может быть, и так, только никакая пушка и никакая броня уже никогда не вылечат его, Отто. Теперь он – раб своего ужаса.
Потому часто, очень часто пробирает Отто мелкий, предательский озноб. Поздно ночью, вернувшись в очередной раз с проверки постов и опрокинув несколько пробок-стаканчиков мутного местного шнапсу, зажевывая сивушный дух розовым салом, Отто на мгновение признается самому себе, что не от славянского мороза стучит он зубами, а от страха, не покидающего его с тех самых сентябрьских смоленских деньков сорок первого года.
Читать дальше