Борис Харитонов - Особое задание

— Я очень благодарен вам, пан Сымон, за весьма интересный рассказ. А теперь позвольте задать вам еще один вопрос. Вот вы, казалось бы, ничем не обиженный и пользующийся у немцев авторитетом человек, сегодня без колебаний поделились важными сведениями с советским офицером. Стоит ли в этом видеть лишь то, что вы до конца уяснили, что «Гитлер — капут»?

— Отнюдь нет! — горячо воскликнул Сымон. — Я сделал бы все, что нужно и значительно раньше. Поймите же, что когда немцы ворвались к нам и установили здесь дикую фашистскую диктатуру, ни один честный человек не мог оставаться равнодушным к этому. Кроме того, они воюют против вас, русских, против страны, которая давно завоевала мои симпатии. Ведь я был в Москве…

— Я знаю об этом, — прервал я, опасаясь, что Сымон опять уведет нить разговора от главной темы.

…На другой вечер мы с Борисом Бердниковым были на квартире Иозефа Новака. Хотелось услышать мнение инженера, как лучше сорвать или хотя бы притормозить работу специального цеха.

Разговор затянулся.

Выдвигались и отбрасывались как неосуществимые один вариант за другим.

— Нет, все же мой план лучше! — Новак умел отстаивать свои идеи. — Народная мудрость гласит: если подрубить корни — дерево само рухнет. Тут тоже можно ударить в самый корень. Ведь и завод Мраза в Хоцени, и завод Кароса в Высоке Мыто получают энергию от одной электростанции. Нет, нет! Я сам знаю, что диверсию на электростанции провести еще труднее, чем на заводе. Надо вывести из строя понижающий трансформатор. Вы знаете его: километрах в восьми от Пардубице, возле самой железной дороги. Его нельзя не заметить. Смотрите сюда, — Новак быстрыми четкими движениями набросал рисунок. — Это сердечник трансформатора. На нем обмотка.

Если в момент, когда трансформатор находится под. напряжением, к обмотке прикоснется какой-нибудь металлический предмет, пуля, например, — произойдет замыкание, мгновенное повышение напряжения и взрыв!

— Так мы его сегодня же ночью из пулемета, — не выдержал Бердников.

— Едва ли из того что-либо выйдет, — остановил его Новак. — Кожух трансформатора толстый, миллиметров шесть-семь. Между кожухом и сердечником сантиметров пятнадцать пространства, заполненного маслом. Если пуля даже и пробьет кожух, слой масла, как подушка, перехватит осколки. Масло будет вытекать, и как только его уровень понизится до критического, трансформатор автоматически выключится.

— Противотанковое бы ружье! — стукнул кулаком: на столу Бердников.

Но противотанкового ружья у нас не было…

…Под вечер из окна рабочего поезда Ческа Тржебова — Пардубице я рассматривал трансформатор и подходы к нему.

Метрах в двухстах от железной дороги посреди металлических опор, увешанных гирляндами изоляторов, высилась темная туша трансформатора. Высокие мачты электролинии с трех сторон подводили к нему толстые провода.

Весь участок обнесен колючей проволокой. На некоторых столбах забора подвешены электрические фонари. В углу загородки — домик для охраны, возле него трое немцев пилили дрова. И, что особенно важно, ни собак, ни собачьих будок не было видно.

В ночь на 23 марта двенадцать партизан под руководством Миши Волкова должны были вывести из строя трансформатор и прервать подачу электроэнергии на заводы Мраза.

Мы с Волковым долго обсуждали различные варианты проведения операции. На основании рассказа Новака и проведенного наблюдения можно было предполагать что охраняет трансформатор группа немцев в десять-двенадцать человек. Сколько человек одновременно несли охрану ночью — не известно. Это нужно было установить на месте.

Остановились на том, что как только будет выяснено расположение постов, Волков выделяет четырех подрывников, те проползают под проволокой на территорию объекта, снимают, в случае необходимости, часового и закладывают мину. Остальные партизаны блокируют домик охраны, чтобы не позволить находящимся в домике немцам сорвать операцию…

Всю ночь шел дождь. На рассвете промокший до нитки, грязный и оглохший от контузии Волков рассказывал:

— Подползти удалось почти к самой проволоке, — свет фонарей едва пробивался сквозь густую сетку дождя. Долго лежали на мокрой холодной земле, наблюдали. Часовой все время сидел под навесом. Смена пришла в двенадцать ночи.

Заступив на пост, новый часовой долго топтался под грибком, часто кашлял, наконец, присел на чурбан, поставленный у столба, и, казалось, задремал. Решили его не трогать. Четверо с приготовленной миной поползли влево, остальные заняли удобные позиции. Медленно текло время. От холода и напряжения коченели руки и ноги.