Её охватил дикий панический ужас. Она изо всех сил гребла руками и ногами, и, когда выплыла наконец на поверхность, жадно хлебнула ртом воздух.
– Сонька, сюда! – вопила Зоя. – Давай, Сонечка!
Соня кое-как, превозмогая боль, подгребла к краю льдины и ухватилась за него, навалившись всем весом. Льдина переломилась, откололась от «берега» и утонула, и Соня в панике замолотила руками по воде. Она выросла в деревне и не раз ходила с ребятам на зимнюю рыбалку, но ни разу ей не доводилось проваливаться в воду. Единственное, что Соня знала – то, что нельзя поддаваться панике, но все разумные мысли вымело у неё из головы, и она просто беспомощно барахталась на поверхности, чувствуя, как невидимая рука всё сильнее тащит её вниз.
Когда над головой снова сомкнулась вода, откуда-то снова защёлкали выстрелы. Солнце выпуталось из плена туч и сверкнуло в толще воды нестерпимо ярким бликом. Соня видела его – колеблющееся в мелкой ледяной ряби, переливающееся всеми цветами радуги.
Что-то обожгло руку чуть выше локтя. Из груди рванулся крик боли и устремился вверх тысячей пузырьков. Соня отчаянно заработала руками и снова вынырнула.
Зоя лежала плашмя, ткнувшись лицом в белую ледяную корку. Она тут же откликнулась на Сонин зов, и поползла к кромке льда, замирая, когда пули принимались вновь решетить лёд.
– Ничего, – сипела она, – сейчас вытащим!
Она протянула руку, и Соня что было сил вцепилась за неё и подтянулась. Зоя встала на колени и, ухватив её обеими ладонями, рванула на себя.
Ещё минуты две они просто лежали на льду, пытаясь отдышаться. Потом Зоя встала и, покачиваясь, подошла к Лемишеву. Он дышал – небольшие облачка пара, словно сигаретный дым, рассеивались в воздухе у его лица. Зоя поправила его одеяло, стряхнула налипший снег и как следует растёрла щёки ладонями.
Соня кое-как села. Насквозь вымокшая одежда прилипла к коже, и мороз, учуяв перед собой беззащитную жертву, тут же с головы до ног окутал её своим покрывалом. Зубы непроизвольно отстукивали чечётку, тело бил крупный озноб, но Соня была рада – ведь она спаслась. Выжила. Не утонула.
– Сонька!.. – ахнула сзади Зоя. – Да тебя, похоже, ранило!
Она засуетилась вокруг: вытащила из вещмешка смотанную полоску ткани и маленькую склянку со спиртом, которыми их «на всякий случай» снарядил в дорогу Васильич, расстегнула вымокшую шинель и, щедро смочив рану спиртом, крепко перемотала самодельным бинтом прямо поверх плотного рукава. На белой ткани тут же выступили алые пятна.
Почему-то Соня не чувствовала боли. А то, что потеряла валенок, заметила лишь тогда, когда встала на ноги. Зоя, увидев её перемотанную рваной портянкой ступню, снова запричитала, но Соня прервала её резким «хватит!» и решительно пошла вперёд, припадая на одну ногу.
Идти практически босыми ногами по льду было физически больно, но она терпела, что было сил сжав зубы. Выбора всё равно нет, так что плакать и переживать? Запасными валенками их Васильич, к сожалению, не снабдил, а значит, придётся идти так. Ну, или не идти совсем, оставаться и замерзать. И из двух вариантов она без колебаний выбрала первый.
Километра через два лёд стал заметно прочнее. Соня неотрывно глядела на далёкий ещё берег. Портянка заледенела и встала колом, и иногда она обивала её, постукивая пальцами. Зоя осторожно семенила позади.
Лемишева они везли по очереди, а он всё так и не приходил в себя. Соня молча радовалась этому: не хватало ещё объяснять капитану, что они тут делают и куда направляются. Вот доберутся до госпиталя, а там можно уже будет ему и в сознание приходить. Хотя, по Сониным расчётам, очнуться он должен был ещё не скоро – слишком большая кровопотеря.
Когда они, наконец, вымотанные и донельзя усталые, подошли к противоположному берегу, мёрзлое солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом, и толща льда заиграла новыми красками – закатно-багряными. Небо полностью затянуло плотными серыми тучами, и в кристальном морозном воздухе мелкой белой мошкарой зароились колкие снежинки. Ветер разгулялся вовсю: мёл позёмку, царапал щёки и пробирался под полу обледеневшей шинели. Соне казалась, что она промёрзла вся, насквозь – пальцы ног потеряли какую бы то ни было чувствительность, руки отказывались двигаться. Каждый шаг давался с трудом, но она заставляла себя идти. Потому что знала: остановка означает смерть. Стоит только чуть-чуть замешкаться, и костлявая тотчас занесёт над ней свою косу.
Читать дальше