Сергей Сержпинский - Дворяне 2

– Хорошо и весело мы раньше жили, – с ностальгией говорил жених Пётр Петрович.

– Это верно, – согласились с ним сидящие за столом родственники.

– Но что с людьми стало? – продолжил он свою мысль. – Все, как с ума сошли; кругом расстрелы жестокости, на моих глазах по приказу большевиков арестовали троих железнодорожников в Данилове, и Семёна Александровича чуть не расстреляли.

– Я, думаю, – предположил Семён Александрович,– это всё из-за людской зависти. Одни живут лучше, другие хуже – вот и начался передел собственности. Чем всё это закончится трудно даже предсказать. Одно ясно – ничего хорошего ждать не приходится.

После такого умозаключения, лица у всех стали серьёзные и некоторое время за столом установилась тишина.

– Давайте не будем говорить о грустном, – предложила Мария, – я вам сейчас спою, если вы не против. На её нежном личике засветилась добрая улыбка.

– Конечно, спой, мы с удовольствием послушаем! – попросили несколько голосов.

Мария сходила в соседнюю комнату, где лежали музыкальные инструменты, и принесла гитару. Проверив настройку, она запела неополитанскую песенку из репертуара прежних музыкальных занятий в Петербурге. Струны её гитары звучали тихо и томно, девичий звонкий голос хорошо гармонировал с аккордами, хотя не всегда она попадала в нужную ноту. Сказывались редкие репетиции. Раньше Верещагины часто разучивали какие-нибудь новые песни, но теперь было не до этого.

На улице стало смеркаться, дело шло к вечеру, и Семён Александрович вспомнил о делах по хозяйству: надо было загонять в сарай с пруда уток и гусей. К тому же пора их кормить.

– Матрёша, узнай, пожалуйста, Калачёвы в обед коров доили? – попросил он служанку, которая сидела за столом и что-то с удовольствием рассказывала Юле, не обращая внимания, на звуки гитары.

Мария перестала играть и предложила выйти прогуляться на улицу. Пётр Егорович поддержал её:

– Всё правильно, вредно долго сидеть на месте, надо двигаться. Движение – это жизнь.

Верещагины решили показать гостям своё хозяйство, ведь они давно не были у них в деревне. Погода опять загрустила, с неба посыпался мелкий дождь со снегом. Когда подходили к пруду, Семён Александрович подумал о сыне: «Как-то там мой Петенька в лесу поживает, давно не приходил».

– Сколько у вас гусей и уток! – удивился Пётр Егорович, увидев многочисленную стаю плавающих птиц на пруду. – Это всё ваши?

– Да, это наши, – подтвердил хозяин, – мы сюда чужих гусей и уток не пускаем. Но это их сейчас много. Вот, весной почти ничего не останется, едоков у нас тоже много. Могут ещё и коммунисты отобрать.

– Могут, – согласился Смирнов. – У нас тоже сейчас много живности, и боимся, что отберут. Работаешь, стараешься и всё напрасно. Если отберут, то больше не буду ничего по хозяйству делать, – упрямо заявил он.

– Пётр Егорович, а вы сейчас людей лечите, или уже отошли от этой должности?

– Лечу, друг мой, как же не лечить-то, обращаются за помощью люди даже из дальних деревень, плачут, умоляют помочь, и приходится запрягать лошадь и ехать. Конечно, люди благодарят, деньги дают, а, если вижу, что очень нуждаются, то не беру ничего.

Пока загоняли многочисленную, шумную, стаю гусей и уток в сарай, с неба повалил снег крупными хлопьями, но земля была не тронута морозом, это означало, что снег скоро растает. Семён Александрович решил зайти в амбар посмотреть, не пришёл ли туда сын Петя. В амбаре имелась небольшая печка, и, открывая замок своим ключом, сын иногда приходил туда переночевать. Верещагин сообщил остальным родственникам о своём решении проверить амбар, и почти все пошли в дом, так как уже продрогли. С Семёном Александровичем остался только Пётр Егорович, которому Верещагин кратко рассказал про сына, о том, что он убил милиционера, и теперь скрывается. Пётр Егорович был свой человек и Верещагин знал, что он не выдаст.

Предчувствия отца оказалось не напрасны, на дверях амбара навесного замка не было, а дверь изнутри кто-то запер на засов.

– Петя открой, – постучал в дверь отец.

За дверями послышались шаги и дверь, как и ожидалось, открыл сын. У него был заспанный и потрёпанный вид. Увидев Петра Егоровича, он смущённо поздоровался и пригласил отца и гостя войти в амбар. Пётр Егорович поздравил его с днём именин и пошутил, что сегодня собрались три Петра – это хорошее предзнаменование. Петя зябко поёжился, хотя был одет в овчинный полушубок, и в амбаре было достаточно тепло. Пётр Егорович потрогал его лоб: