Ханиф Фахрутдинов - Необъявленная война

Чтобы получить это увольнительное, нужно было совершить небольшой подвиг. Все дети хотя бы изредка своим трудом старались получить разрешение сходить в парк и посмотреть, как нормальные люди живут на воле.

Одиннадцатилетней Лене Сакирко приходилось лезть из кожи вон, чтобы получить это заветное разрешение и изредка посетить парк. Вот сегодня ей посчастливилось: наконец она сидит в парке и любуется, как мальчишки играют в мячик, девчонки прыгают со скакалкой, а взрослые культурно отдыхают, сидят на скамейке и читают газеты, книги. Глядя на этих счастливых детей, она так им завидовала, мечтала, что когда-нибудь и у неё появится такая возможность.

Большинство детдомовских детей были сиротами при живых родителях. У многих из них родители были алкоголиками, а у некоторых были и бабушки, дедушки, дяди, тёти, братья, сёстры. Но они никому не были нужны.

Правда, к некоторым детдомовцам иногда, в перерыве от пьянок, изредка приходили горе-мамаши, они обильно лили крокодиловы слёзы и опять пропадали на несколько месяцев, даже годы. Этих горе-родителей, какими бы пропащими людьми они не были, дети по-своему любили и с нетерпением ждали их прихода. Хоть детей дома и били, не кормили, всячески обижали, тем не менее они стремились домой к своим непутёвым родителям.

Есть такое понятие – родительская любовь. Любому малышу она нужна как глоток воздуха, как кусок хлеба.

Дети подразделялись на несколько категорий: отказники, от которых мамаши отказались ещё в роддоме; неблагополучные – дети из неблагополучных семей-алкоголиков, среди них были дети и из нормальных семей, родители которых свои обязанности переложили на плечи государства; дети-подкидыши, которых мамаши оставляли умирать в лесу и в поле, некоторых выбрасывали в помойную яму. У отказников была хоть какая-то надежда узнать о своих предках, а вот у подкидышей вероятность найти родителей или хоть кого-то из родни равнялась почти нулю. Правда, случались чудеса, через много лет состарившиеся предки их находили, но такая запоздалая встреча сиротам радости, тем более счастья не приносила.

Среди детдомовцев, пожалуй, не найдётся ни одного ребёнка, который не хотел хотя бы издали посмотреть на маму, которая подарила ему жизнь.

Лена с огромным вниманием и завистью наблюдала за игрой детишек. «Интересно, – думала она, – хоть одним глазком посмотреть бы, как дети с родителями в домашней обстановке живут». Она от взрослых слышала, да и в кино видела, у многих «домашних» детей имеется своя отдельная комната, свои игрушки, телевизор, магнитофон. Это ведь, наверное, какое счастье жить в своей семье, быть свободной, никто тобой не командует, хочешь – готовь уроки, хочешь – играй на улице, хочешь – смотри телевизор.

И самое главное, они постоянно испытывают родительскую любовь. А это чувство сродно солнцу и воздуху не только для детей, но и для всех людей, без которых жизнь на земле невозможна.

А у них в детдоме всё по-другому. Здесь всё как у солдат в армии, всё по распорядку, ни минуты свободного времени, весь день приходится пахать как ишак, мало того, ещё заставляют по плацу маршировать, петь патриотические песни, до упаду заниматься бегом и разными физическими упражнениями, чтобы на соревнованиях и конкурсах завоевать первое место. К тому же ещё нужно готовить уроки. За полученные двойки, даже и тройки, воспитатели наказывают строго – сажают в карцер.

– Доченька, можно я рядом присяду? – Лена, очнувшись от своих невесёлых мыслей, рядом с собой увидела модно одетую, со следами былой красоты женщину.

– Пожалуйста, садитесь, тётенька, здесь свободно, – ответила Лена приветливо.

– Скажи, доченька, ты по документам Сакирко Елена?

– Да, а откуда вы меня знаете? – спросила Лена взволнованно.

Женщина несколько минут, не отрывая своего взгляда, смотрела на Лену, а потом, резко обняв, начала её без конца целовать, а потом долго, не отпуская её из своих объятий, молча плакала. В её взгляде была огромная любовь к этой девочке, большое горе из-за невозможности исправить содеянное.

Лена, ничего не понимая и не зная, как ей поступить в этой ситуации, сидела в объятиях этой незнакомой женщины. Она также в ответ своими тонкими ручонками обвила её шею. Ей в эти минуты было безумно хорошо. За всю её сознательную жизнь, с самого дня рождения, как она себя помнит, никто её ни разу не обнял и не поцеловал. О материнской ласке она и понятия не имела. Других красивеньких малышей воспитательницы частенько брали на руки, обнимали, целовали, а вот её, страшненькую, никто не хотел ласкать. В такие минуты она всё равно в душе надеялась и ждала, что хоть один раз кто-то обратит на неё внимание, возьмёт её на руки и, как других детей, обнимет, прижмёт к груди, но до сих пор такого желания ни у кого не появлялось.