Виктор Кокосов - «Сорок восьмой» не подвёл (повесть о крылатом друге)

Капитан согласно кивнул: это была чистая правда. Немцы, уверенные в быстрой победе над восточными варварами, хотя и не взяли в Россию станции голубиной почты, были прекрасно осведомлены о возможностях поддерживать связь при помощи хорошо обученных почтовых птиц. Голубеграмма – не телефонный разговор, не радиошифровка! Никаким прибором не прослушаешь и не перехватишь! Поэтому захватчиками строжайше предписывалось в каждом занятом населённом пункте: голубеводам – сдавать своих питомцев в комендатуру под угрозой расстрела. А уж когда «солдаты фюрера» столкнулись с действиями партизан, использовавших для связи, в том числе, и голубей, от угроз перешли к реальным расстрелам непослушных владельцев голубей и уничтожению птиц. Всех! Даже не почтовых! Им даже в ничейных городских и деревенских сизарях партизанские связные мерещились!

– А почему мы голубиные атаки на вражеские аэродромы недавно прекратили? Фашисты тренированных соколов или ястребов, будь они неладны, завели! – не унимался старый голубевод.– Сколько птиц побили крылатые бандюганы!

– Ладно, Трофимыч, – капитан поднялся с лавочки и привычным движением оправил гимнастёрку. – Атаки, как ты знаешь, мы прекратили из-за того, что молодняк ещё плохо обучен. А потери у нас… – капитан вздохнул, – потери всегда очень большие были. Что ни операция – до двух третей всех птиц. Не буду ходить вокруг да около, тем более, что сам знаю немногим больше тебя. Собирайся, поедем в штаб армии. Туда приехал какой-то секретный человек, говорят, чуть ли не из Ставки, нас требует. Я так полагаю, будет какое-то задание. А кто его лучше вас с «сорок восьмым» сможет выполнить?

– Это верно, – согласился Петров и кликнул солдата-голубевода, чтобы дать подробные наставления перед отъездом.– Только это всё очкастый корреспондент виноват.

– Журналист? Почему?– удивился Михаил Петрович, поправляя ремень с планшеткой.

– Сами знаете, – сержант вынул из кармана гимнастёрки потёртый кожаный плоский очешник, извлёк из него металлические очки, сложенную вдвое картонку, в которой оказались фотография маленькой девочки и вырезка из газеты.

– Вот, если забыли, что написали про нас в «Красной звезде», – Иван Трофимович водрузил на нос свой старенький «оптический прибор» и с выражением прочёл:

«Важные задачи выполняют на фронте подвижные почтово-голубиные станции. За годы войны они проделали очень большую работу. Только за один месяц тысяча девятьсот сорок четвёртого года голуби подразделения капитана Якиманова доставили с передовых позиций в тыл более двух тысяч боевых донесений. Всего за годы войны почтовыми голубями уже доставлено около 15000 голубеграмм».

– Помню эту заметку. И что ж? – недоумённо посмотрел на Петрова ротный.

– А то, что работали мы себе потихоньку под командованием начсвязи корпуса, вдали от большого начальства и всяких там «органов», и ладно. А в Москве прочитали – и вспомнили про нас… – продолжал бурчать голубевод, всегда старавшийся

держаться от любой власти подальше. А всех разведчиков, особистов, даже политруков считал людьми «из органов» и даже с замполитом роты старался, по-возможности, избегать всякого общения.

– Трофимыч, ты же образованный человек, реальное училище окончил, хоть и работал столяром после Гражданской. Забыл, что мы вместе ещё в Первую мировую голубиной почтой занимались? Сколько раз к нам разведка обращалась!

– Как не помнить: только я на станцию попал, на вас Указ государя-императора вышел: в прапорщики 12 12 Первый офицерский чин в русской императорской армии. произвели и «клюквой» 13 13 Императорский орден Святой Анны IV степени представлял собою красный крест на эфесе холодного оружия («клюква») с темляком (т.е. петлёй) из орденской ленты. наградили за вовремя доставленное донесение разведки, – на всякий случай, оглянувшись – не слышит ли кто? – понизил голос сержант.

– А не стань я офицером, кто бы за тебя вступился, когда ты под Ригой на немке женился? – обиделся Михаил Петрович. – Помнится, в контрразведке это многим не понравилось. Пришлось жену с тёщей в Москву отправлять. И знаешь, не ляпни где-нибудь, особенно в штабе армии московскому начальнику, про прапора. Мне эту звёздочку и так всю жизнь припоминают!

– Они просто не знают, что вам потом и вторую дали, сделали подпоручиком 14 14 Второй офицерский чин в русской императорской армии. , – философски заметил Петров. – А вот моя жена умерла родами в восемнадцатом, Царствие ей небесное! Тёща в тридцать пятом преставилась. Так что никто мне ничего не припоминает. Хотя лучше бы припоминали, да Анюта со мной была.