Алексей Иванов - Броневая рапсодия

Саша, прими мой совет — иди в Красную Армию. Не опоздай, браток. За меня не беспокойтесь. Наши ребята говорят, что смелого пуля боится, сабля и штык не берет… Пишите в Киев, в школу красных командиров».

Доведется ли? Вокруг кутерьма. Все поднялось на дыбы. Перед своим первым боем Александр по поручению управляющего делами гомельской ЧК Бочкина помогал снаряжать патронами ленты второму номеру пулеметного расчета Ивану Пенежко, старшему брату Кольши. Его, умельца-слесаря, приставили к «максиму». Иван признался:

— За второго сойду. А если первого номера того, что тогда? Ведь я ни разу не пулеметил…

Словно в воду глядел. Наводчика мятежники сняли в самом начале штурма. Слесарь «пулеметил» как мог. Потом председатель совдепа С. С. Комиссаров даже похвалил его: мол, главное, что «максим» не захлебнулся. Обратившись ко всем, кто находился поблизости, Семен Самуилович сказал:

— Для нас, товарищи, военное дело сейчас дороже хлеба. Стрекопытову и его банде нужен быстрый успех, легкая победа. Наша задача — сковать силы мятежников, не дать им расползтись. Пусть крутятся вокруг «Савоя». Вместе с тем в заговор вовлечены сотни обманутых людей. Им надо открыть глаза, показать, что стрекопытовцы не борцы за свободу, а предатели революции и грабители.

Иван тогда обратился к Комиссарову с просьбой насчет своего младшего брата — без вины виноватого.

— Продовольствие в госпиталь вез? — спросил его Семен Самуилович.

— Было.

— Куда продукты делись? Раненые и больные остались без куска хлеба. Отвечай: так или не так?

— Так.

— А говоришь, без вины. Заваруха кончится — разберемся. Главное, чтобы брат еще что-нибудь не натворил.

Про «еще что-нибудь» пока знал только один человек, которому было известно и другое: как смело действовал Николай Пенежко во время корниловщины, а потом в борьбе с германскими интервентами.

У Лизюкова осталось четырнадцать патронов — три неполных обоймы. Меньше чем по одному на каждый прожитый им год. Послезавтра Александру исполнится девятнадцать. Не будет с ним рядом никого из родных. Хорошо бы повидать отца…

Трех сыновей — Евгения, Александра, Петра — растил гомельский учитель начальной школы Илья Устинович Лизюков. Рано овдовев, он заменил им мать. Пестовал детей за двоих по-мужски. Как успевал? Ночами, просыпаясь от воя непогоды, Саша видел отца склонившимся у лампы. Он то проверял тетради, то читал книги, то писал что-то для уроков или латал-штопал прохудившуюся одежонку, обувь, стирал, гладил тяжелым углевым утюгом…

— Ты прилег бы, отдохнул, — просил Саша.

— Спать, сынок, не снопы вязать. К подушке прислонился, вот и освежился, — отвечал Илья Устинович, — Силы в человеке, как воды в роднике: чем больше черпаешь, тем крепче становишься. Главное, где и для чего черпаешь!

Мальчики рано испили из отцовского «родника», приобщились к его необычным просьбам: «Женя, сходи-ка к проходной завода Фрумина. Тебе передадут тетради рабочих из воскресной школы», «Саша, помоги отнести обед для дяди Буташевича в железнодорожные мастерские». Мальчики бойко шагали мимо полицейских, мастеров-осведомителей, которым в голову не приходило, что дети учителя, человека почтенного, уважаемого, пронесли в обычных тетрадках письма рабочих-корреспондентов для нелегальной типографии, расположенной в ту пору в дворовом подвале дома лесоторговца на углу Гуменной и Троицкой улиц, где неподалеку тогда жили Лизюковы.

Шли годы. Старшие братья стали юношами.

Наступила весна 1917 года. Гомель превратился в арену бурных событий, В городе сложилась сильная большевистская организация, развернувшая активную политическую деятельность. Отсюда протянулись нити связей в Петроград, Москву, Киев, по всей Могилевской губернии, а также в ставку верховного главнокомандования. Тогда в семье Лизюковых впервые услышали о товарище Михайлове. От его имени оповещали надежных людей о готовящихся забастовках, маевках, собраниях. Кто он, Михайлов? Как-то Саша спросил об этом у отца.

— Лично не встречал, — ответил Илья Устинович. — Говорят, его прислал в наши края Ленин. Михайлова дважды приговаривал царский суд к смертной казни. Придет время — узнаешь его настоящее имя, будешь гордиться тем, что не обошло тебя счастье: ты выполнял, пусть небольшие, поручения такого человека.

Не мог догадаться тогда гомельский парнишка, что ему выпадет и большее: лично узнать товарища Михайлова в замечательном советском полководце М. В. Фрунзе, а потом учиться несколько лет в военной академии его имени.