– Вперед!
Минут через десять душманы обозначились вновь: сзади раздалась длинная автоматная очередь – видать, душок засек вдали промельк двух фигур и попробовал достать «шурави» из автомата, но пули на излете выдыхались, они басовито, будто шмели, гудели где-то рядом и вреда спецназовцам не причиняли.
Когда втягиваешься в бег, когда камни мелькают перед глазами, сливаясь в одну длинную пыльную, нескончаемую ленту, тянутся, тянутся – ни остановить их, ни сменить на что-то другое, когда в теле, кажется, не осталось уже ни капли жидкости, даже крови, и той не осталось, невольно сам делаешься таким же камнем – грязным, неряшливого мышиного с рыжиной цвета, бездушным. И ничего внутри уже нет – ни души, ни сердца, ни сожаления, ни сочувствия, ни боли… Если боль появляется, то один легкий укол ликвидирует ее.
Правда, только на время – боль потом все равно возникает, и то, чему положено у человека отболеть, чтобы человек возродился, стал самим собою – обязательно отболит. Отболевает то, что человеку уготовано судьбой и природой. Так что заглушенная боль еще аукнется.
Сзади снова раздалась очередь такая же далекая, как и предыдущая, Петраков даже оглядываться на нее не стал, хотя можно было бы для острастки огрызнуться тремя-четырьмя выстрелами в ответ. Можно было бы, но… Патронов жалко, их у него с Леней Костиным осталось уже совсем немного.
Проворно скатились в седловину, пробежали по ней, четко впечатывая каблуки ботинок в пружинистую, будто дорогой ковер, пыль. Петраков попробовал было на бегу зацепиться пальцами раненой руки за каменный выступ, притормозиться – слишком уж он набрал на спуске скоростенку, так и кости растрясти можно, но пальцы, вцепившиеся было в камень, вяло соскользнули с него…
Самое опасное сейчас – подъем на противоположную сторону седловины, там они будут находиться у душманов словно на ладони. Если бы у Петракова были люди, он сработал бы по-другому – выставил засаду, которая задержала бы душков, сам спокойно пересек седловину, а потом с другой стороны, с закраины, прикрыл бы ребят, находившихся в засаде. Но сейчас на это не было ни людей, ни времени, ни сил, ни патронов.
С другой стороны, если поднапрячься, то можно взбежать на противоположный склон седловины раньше, чем тут появятся душманы… Под ноги капитану попал камень – сам вылез из бархатистой противной пыли, будто гнилой зуб, Петраков споткнулся о него и чуть не закувыркался, сделал длинный, вкось прыжок, оттолкнулся одной кроссовкой от валуна и устоял на ногах.
– Вперед! – привычно прохрипел он. – Быстрее!
Они успели достигнуть верхней точки седловины, оскользаясь в пыльной, стреляющей электрическим искорьем мякоти, взбежали на нее и едва успели нырнуть за камни, как с противоположной стороны раздалась автоматная очередь. Пули, впиваясь в пыльный бок седловины, рождали гулкий звук, бухали, будто в бочку. Костин высунул из-за камня автомат и дал ответную очередь.
На противоположной стороне седловины раздался крик, из-за камней вывалился бородатый мулла в халате и зеленой чалме, кулем покатился вниз, распластался на склоне, в пыли.
– Вперед! – привычно подогнал Костина Петраков, выкашлял изо рта черную твердую слюну, – осталось совсем немного.
Покрутив головой и выбив из глаз муть, электрические брызги, пыль, дымную порошу – что там еще может рождаться в глазах, когда человеку плохо? – Петраков согнулся и побежал вперед по ребровине хребта, будто по срезу городской крыши где-нибудь на Преображенке или в Замоскворечье. Справа в рыжую воздушную бездонь уползал мшистый бок горы, по крутому склону медленно катились струйки земли, рождающие в груди невольное беспокойство, слева в такую же бездонь уползал противоположный бок горы. Что там, на дне ущелий, по правую и левую стороны хребта, – не видно.
До площадки, на которую за ними должны были прибыть «вертушки», оставалось идти совсем немного. Мест, где могут приземлиться вертолеты, здесь раз-два и обчелся, пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать и, надо полагать, все они у душманов на примете, все пристреляны, на всех сидят свои «глаза и уши» – бородатые неразговорчивые наблюдатели. Вполне возможно, группе еще придется воевать, и что ждет ее впереди – никто не знает. Петраков пробовал прикинуть на ходу, как будет действовать, но все эти прикидки – от лукавого, ясно одно – действовать он будет по обстоятельствам.
– Вперед! – прохрипел Петраков заведено, помотал на бегу головой, будто лошадь.
Читать дальше