Борис Крамаренко - Пути-дороги

Бом–м–м! Бом–м–м! Бом–м–м! — медлительные звуки большого колокола поплыли в воздухе. Сняв черную каракулевую кубанку, Семен Лукич набожно перекрестился.

К крыльцу подъехал на линейке работник. Жеребец, встревоженный звоном, прижимал уши и нетерпеливо перебирал ногами.

Грузно усаживаясь на линейку, Семен Лукич уже готов был ослабить вожжи, как вдруг в раскрытые работником ворота вихрем влетел всадник. Низко наклонясь к шее лошади, казак протянул Семену Лукичу запечатанный сургучом конверт с размашистой крупной надписью: «Весьма срочно… Станичному атаману хорунжему Чернику».

…Уже больше трех часов Семен Лукич, выполняя срочный приказ отдельского атамана, составлял списки молодых казаков для очередной присяги.

Он озабоченно ходил из угла в угол, не выпуская из руки большой черной трубки.

Его помощник — молодой щеголеватый урядник — кое–как примостясь на краю стола, торопливо записывал последние фамилии на длинном листе бумаги.

Не хватало еще двух человек. Семен Лукич круто повернулся на каблуках и спросил у помощника:

— Ну, кого еще, Илья?

Помощник двумя пальцами медленно снял с пера волосинку. Тщательно вытерев перо о свою чубатую голову, он деланно–равнодушным голосом проговорил:

— Сушенко Ильи сына — ему бы в аккурат еще в прошлый раз идти надо.

Семен Лукич будто непонимающе поднял косматые брови:

— Это которого?

— Игната, ваше благородие.

— Игната? Что ж, можно и его. А впрочем нет… Запиши лучше… Дергача Ивана и Семенного Андрея. Да наряди нарочных к хуторским атаманам, а по станице пошли конных — оповещать казаков. К отцу Алексею сам сбегай: скажи, чтобы завтра к полудню все было готово к принятию присяги. А я пойду на часок прилягу — что–то занемог, поясницу ломит.

«Занемог, старый хрыч, с перепою, — подумал помощник, направляясь к двери. — А интересно все–таки, сколько он с Сушенко за сына стянул?»

Конные нарочные целый день бешено носились по хуторам и станицам, оповещая призываемых казаков о сборе.

К вечеру всюду поднялся истошный бабий вой. Мальчишки с визгом во весь дух скакали к гребле купать строевых коней, а старики с озабоченными, хмурыми лицами, смахивая украдкой рукавом непрошенные слезы, заботливо копались в сундуках — доставали черкески, чекмени и кинжалы для сыновей и внуков.

Узнав о мобилизации сына, Григорий Петрович насупил седые брови и ушел на конюшню. Вернулся он оттуда нескоро, с глазами, красными от слез.

Андрея не было дома. В просторном богомоловском амбаре он помогал приказчикам насыпать в мешки просо, чтобы зарею везти его на просорушку.

Громко смеясь и разговаривая, они не заметили, как по новым, свежевыструганным ступеням амбара вбежал однополчанин Андрея — Иван Дергач. По бледному лицу его градом катился пот. Усевшись на сваленные в углу мешки с просом, он обвел всех растерянным взглядом. Трынок зачерпнул кружкой квасу из стоящего на скамейке ведра и, улыбаясь, протянул ее Дергачу:

— На. выпей да расскажи, какой грец за тобой так гнался.

Дергач залпом опорожнил кружку. Немного отдышавшись, он поднялся с мешков, шагнул к Андрею и срывающимся голосом крикнул:

— Забирают нас с тобой! Завтра на сбор велели явиться, а через неделю угонят.

Андрей растерянно взглянул на товарища. Руки его дрогнули, и просо из незавязанного мешка золотым дождем полилось на пол. Он с досадой швырнул в угол наполовину пустой мешок и, не слушая Трынка, что–то кричавшего ему вслед, опрометью бросился на улицу.

Выводка строевых лошадей, начатая с утра, подходила к концу. Выводку принимал есаул Богданов. Сидя рядом с Семеном Лукичом, он тоскливо посматривал на часы. Ему казалось, что врач слишком медленно осматривает коней.

Вытянув под столом длинные ноги, Богданов нервно вертел серебряный наконечник наборного пояса. Из головы не выходил вчерашний обед у атамана, где он познакомился с атаманской дочкой Тосей и как будто произвел на нее приятное впечатление. Медленно расстанавливая рюмки перед приборами, Тося ласково посматривала на Богданова. От этого взгляда на сердце у есаула становилось теплее, а близость с Тосей казалась настолько заманчивой и возможной, что есаул решил задержаться на несколько дней в Каневской.

— Семенной Андрей.

Есаул, вздрогнув, поднял голову. К столу, держа в поводу вычищенного до блеска Вороного, подходил Андрей.

— Хороший конек! Вы обратите внимание на бабки. А голову–то, подлец, как держит! — восторженно хрипел есаулу на ухо Семен Лукич,