Георгий Марков - Отец и сын

— С Белого яра? Это где же такой?

— Да есть тут на Васюгане неподалечку одно место с таким прозванием, — решил не спешить с откровенными ответами Тереха. — А вы кто такие будете?

— Я Касьянов, он Звонарев. Оба из Томска, из губпотребсоюза. Едем к вам на Васюган. Фактории будем открывать, сказать проще — магазины со всякой всячиной. Нам пушнину, рыбу, вам — что душа захочет.

— Вот оно какое дело! Белый яр не вздумайте обойти.

— А кто вы такие? И почему вас нельзя обойти? У вас что, пушнины видимо-невидимо?

— А вы что, не слышали, кто мы такие?! Коммунары мы! Коммуна «Дружба» на Белом яру поселилась.

Очкастый посмотрел на приятеля, после небольшой заминки с подчеркнутым оживлением сказал:

— Да ты что, Черемисин, умный или дурак? Кто же нам позволит обойти коммуну?! Уж где-где, а на Белом яру обязательно факторию откроем. Под крылом коммуны. А домишко под магазин найдется у вас?

— Для такого дела вмиг построим. Нас все-таки артель. По бревну каждый мужик прикатит из леса — вот тебе и дом.

Путники переглянулись и добродушно рассмеялись.

— Это верно, что одному мужику на год, то артели на один день, — рассудительно подтвердил очкастый и вдруг спросил: — А ты, Черемисин, партийный или только сочувствующий?

— Партийный. В двадцатом году в партизанском отряде в партию мы записались.

— Ну вот и мы со Звонаревым тоже с двадцатого года в партии, — сказал очкастый и, шуруя костер, добавил с усмешкой: — Так что мы с одного куста ягодки.

— Выходит, что с одного, — с большим облегчением сказал Тереха, подумав: «Люди хоть городские, а закваски нашей, партийной».

Тот, который был без очков, снял с костра вскипевший чайник и поставил его на землю возле разостланного плаща, на котором лежала уже приготовленная к ужину снедь.

— Давай, земляк, пододвигайся сюда ближе. Ужинать будем, — пригласил Тереху очкастый.

— Ужинать — не дрова рубить, — засмеялся Тереха и встал, чтобы сходить к обласку за своим припасом.

Очкастый понял его намерение, остановил:

— Куда ты, земляк? У нас тут еды на пятерых хватит.

— А у меня стерлядочка копченая имеется.

— Копченая стерлядочка — это неплохо! Очень даже неплохо! Может, Иван Денисыч, по такому случаю бутылочку выставишь? — ухмыльнулся очкастый, взглянув на своего приятеля.

— Так и быть! Берег на случай простуды, — сказал тот и, что-то бурча себе под нос, извлек из мешка бутылку водки.

Тереха сходил за своим припасом и, раскладывая копченую стерлядь, кивнул с улыбочкой на бутылку:

— Расстарались где-то товаришочки. По нонешним временам эту штуку днем с огнем не найдешь.

— Как-никак при торговом деле мы. А в дорогу без этого нельзя. Дождь ли промочит, усталость ли сморит, ветром ли прохватит — лучшее лекарство.

Очкастый ловким ударом ладони по дну бутылки вышиб пробку и щедро разлил всю водку до капельки по кружкам. По ухватке чувствовалось, что он был большой мастер выпивки и, по-видимому, не скупердяй. Тереха заметил, что в его кружку очкастый налил нисколько не меньше, чем в кружки приятеля и свою. Выпили, закусили. Тереха давненько уже не выпивал и сразу почувствовал, как по всему телу разлилось приятное, возбуждающее тепло. «Скажи ты на милость, как фартануло! Ночую не один, с людьми, да еще водочкой угостился… Вот вернусь в коммуну, будет что рассказать мужикам», — испытывая какую-то тихую радость и умиление, подумал Тереха.

— А вы, мужики, в Парабели сейчас были? — спросил Тереха, сокрушая своими крепкими зубами стерляжьи хрящи.

— А как же! Почти неделю прожили, — ответил очкастый.

— Волком партии там, на месте? Не разъехался никуда? — вспоминая опасения Бастрыкова, поинтересовался Тереха.

— А тебе зачем он, волком-то?

— С важным пакетом я от нашего председателя Бастрыкова еду, — сказал Тереха и как бы в доказательство своих слов погладил себя по груди, где у него во внутреннем кармане верхницы лежал конверт, адресованный в Парабельский волостной комитет партии.

— Волком на месте! На днях мы у них были, насчет открытия факторий разговоры вели, — сказал очкастый, аппетитно похрустывая хрящами Терехиной стерлядки.

— Это хорошо, значит, быстрее вернусь.

— А что у вас за пожар такой случился? Народ из коммуны разбегается? — с усмешкой спросил очкастый.

Его усмешка больно уколола Тереху, и он, с укором взглянув на очкастого, с гордостью в голосе сказал:

— Наш народ из коммуны никогда не разбежится. Не для этого собирались.